Валентина. Тайные желания - [25]

– Зовите меня Валентина, – отвечает она, чувствуя себя неловко от столь формального обращения.

– Леонардо, – улыбается он в ответ и жмет ей руку.

Они идут по длинному коридору, который освещен приглушенным светом, струящимся из бра. Светильники укреплены на стенах, выложенных блестящей черной плиткой. Валентина готова к тому, что в любую минуту ее могут ввести в какой-нибудь мрачный подвал с инструментами для пыток, но, когда он наконец приводит ее в комнату в конце коридора, она чувствует даже некоторое разочарование. Мягкий свет, большой кремовый диван, ковер такого же цвета. И ни хлыстов, ни цепей.

Предложив сесть, Леонардо снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Фиалковая рубашка из мягкого гладкого хлопка прекрасно сидит на хорошо сложенном теле. Расстегнуты две пуговицы – не слишком много и не слишком мало. Он достает бутылку белого вина из холодильника, стоящего в углу комнаты.

– Должен сказать, меня восхитила серия ваших эротических автопортретов, сделанных на канале в Венеции, – говорит он, разливая вино.

Валентина застывает в изумлении. А этот синьор Соррентино, как видно, привык брать быка за рога. Она представляет себе, как он рассматривает фото ее незащищенного тела. У нее появляется ощущение, что он видел ее всю, хоть она и знает, что этого не могло быть.

– Где вы их увидели? – спрашивает она. – Они нигде не публиковались и не выставлялись. Даже в Интернете.

– Простите, но мы, кажется, условились, что я не буду вам этого говорить, Валентина.

– Это Стефано Линарди? Он сделал вам копию с моей флэшки? – не отступает Валентина. Она понимает, что слишком настойчива, возможно, груба, но ей всегда претили светские любезности. Леонардо в ответ только приподнимает бровь.

– Он сказал, что это порно, а не искусство, – сообщает она.

– На мой взгляд, это ни то, ни другое, – говорит Леонардо. – Я бы назвал это эротическим повествованием. Вы своими образами ведете эротический рассказ.

Он замолкает, чтобы отпить вина.

– Знаете, я и в ваших модных фотографиях замечал это ваше умение выстраивать сцену. Поэтому и хотел, чтобы вы занялись нашим проектом. Здесь очень важно подобрать правильные оттенки.

– Но зачем вам вообще понадобились фотографии?

– По правде говоря, это была не моя идея, – признается Леонардо. – На меня вышел некто, желающий сохранить анонимность. Этот человек хочет издать книгу эротических и художественных фотографий на тему садомазохизма. Есть также возможность организовать выставку.

«Что в садомазохизме может быть художественного?» – проносится в голове Валентины.

Правильно расценив ее молчание, Леонардо говорит:

– Уверяю вас, Валентина, садомазохизм может быть красивым и привлекательным.

– Я таким никогда не занималась, – признается Валентина, стараясь не выдать смущения.

– Именно поэтому я и обратился к вам. Вы – объективный наблюдатель. По крайней мере я надеюсь, что объективный. Если считаете садомазохизм, э-э-э, нездоровым извращением, я думаю, нам не стоит начинать это сотрудничество. Ради вашего же блага.

Валентина задумывается. Делает глоток вина, глядя на Леонардо из-под опущенных ресниц. Он – само благообразие. Невольно приходит мысль: «А когда Леонардо занимается этим, он господин или раб?» Как-то невозможно представить, чтобы он делал что-то слишком жестокое. Как и в случае со старыми негативами Тео, ее охватывает неодолимое любопытство. Она понимает, что не сможет отказаться.

– Нет, конечно же, я не считаю это нездоровым. Если честно, я сгораю от любопытства, – признается она.

Леонардо снова улыбается. У него широкая, ослепительная улыбка. Валентина не может ответить ему тем же, и ей кажется, что со стороны она теперь и вовсе выглядит угрюмой как сыч. Он наклоняет голову набок, удивленно глядя на ее кислое выражение, и улыбка постепенно сходит с его лица.

– Что ж, хорошо, – говорит он, вставая и снова переходя на формальный тон. – Позвольте сперва показать вам наше заведение, чтобы вы могли начать генерировать идеи. Вам предоставляется полная свобода. Большинство наших клиентов согласны, чтобы их фотографировали, так что можете наблюдать, слушать и просто фиксировать, что происходит, а можете моделировать собственные сцены, если хотите. – Он замолкает и снова улыбается, на сей раз лукаво. – Вам это может понравиться.

Валентина все так же не отвечает на улыбку Леонардо.

– Может быть, – холодно произносит она, но чувствует, что под кожаной курткой ее охватывает жар. Моделировать собственные сцены? Идея кажется ей соблазнительно эротичной. Можно будет в эти чувственные декорации привнести свою страсть к деталям и театральности. От открывающихся возможностей кружится голова.

– Помните, Валентина, – продолжает Леонардо, – я не хочу порнографии. Это может сделать любой человек с улицы. Мне нужно искусство. Поэтому мы выбрали вас. Нам необходим эротизм.

– Я понимаю, – говорит Валентина, выходит с Леонардо из комнаты и следует за ним дальше по черному мраморному коридору. Он ведет ее к началу лестницы, тоже из черного мрамора, и поворачивается к ней.

– Сейчас здесь никого нет, – поясняет он. – Еще слишком рано, но я покажу вам одну из комнат, которые используют наши клиенты. Если вы готовы, конечно.