Валентин Серов - [4]

Шрифт
Интервал

В ноябре 1911 года, незадолго до смерти Серова, первый его биограф Игорь Грабарь и Серов рассматривали в Третьяковской галерее Девушку, освещенную солнцем. «Он долго стоял перед ней, - вспоминает Грабарь, - пристально ее рассматривая и не говоря ни слова. Потом махнул рукой и сказал, не столько мне, сколько в пространство: “Написал вот эту вещь, а потом всю жизнь, как ни пыжился, ничего уж не вышло: тут весь выдохся”».

Действительно, эта работа - признанный и бесспорный шедевр. Но реплика Серова может показаться удивительной, потому что, зная все дальнейшее творчество художника, мы не увидим в нем попыток «пыжиться», чтобы сохранять и бережно воспроизводить из картины в картину то, что было найдено в Девушке, освещенной солнцем, как прежде в Девочке с персиками.

Да и в этих портретах Серов как бы устраивает диалог с самим собой. Девушка, освещенная солнцем (портрет Марии Яковлевны Симонович), созданная в Домотканове (имении друга Серова Владимира Дервиза), написана совершенно по-иному, чем Девочка с персиками. Здесь иной возраст модели, иной темп жизни, иная пластика и другая живопись - не стремительная и подвижная, а плотная и густая. Игра цветовых пятен в картине напоминает мозаику - так живописную форму любил строить Врубель, а Серов тогда как раз находился под обаянием его творчества и в какой-то мере стремился повторить врубелевскую манеру письма. Девочка с персиками - совершенный образец импрессионистической живописи. Девушка, освещенная солнцем - шаг в сторону постимпрессионизма с его любовью к длительным состояниям человека и природы. Эти картины, подобно живописным аллегориям, любимым искусством классических эпох, соотносятся, как весна и лето или как утро и полдень человеческой жизни. Среди прецедентов в русской художественной традиции это весьма напоминает мизансцену, разыгранную, и тоже при начале творческого пути, двумя парными друг другу произведениями Брюллова - Итальянское утро и Итальянский полдень. Серов вполне отдавал себе отчет в иной, непортретной специфике своих «портретов». Что, кстати, подтверждено традицией: забытыми оказались имена изображенных моделей и остались «девочка - девушка», влекущие к представлению об общих ступенях человеческой жизни. «Мою Верушу портретом как-то не назовешь», - писал художник в одном из писем. И в следующих произведениях он как будто решил, сохранив ту же живописную манеру, разгадать тайну портретности.

У перевоза. 1905

Государственная Третьяковская галерея, Москва


В 1889 году Серов пишет портрет Прасковьи Мамонтовой, двоюродной сестры «девочки с персиками». Портрет создавался почти в той же ситуации, что двумя годами раньше портрет Веры Мамонтовой, летом, в гостях у приятелей в подмосковном имении Введенское, где Серова окружали симпатичные ему люди. Как и Вера, шестнадцатилетняя Прасковья позирует за столом, ее лицо также полно сдержанного оживления, «портрет превосходный. Параша похожа, а главное хорошенькая», по отзыву мемуаристки, - но все же это лишь милое воспоминание об абрамцевском портрете, но вовсе не потому, что у Серова «не получилась» вторая Девочка с персиками, а потому, что портрет Параши был для него лишь эпизодом, не представлявшим более интересной художественной задачи.

Летом. Портрет Ольги Федоровны Серовой. 1895

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Портрет Прасковьи Анатольевны Мамонтовой. 1 889

Частное собрание, Москва


Несколько позже была создана работа Летом. Портрет Ольги Федоровны Серовой. Как и в Девушке, освещенной солнцем - пленэрный портрет, спокойно сидящая модель, белая блузка с играющими на ней рефлексами, роща на дальнем плане, только вместо ствола дерева - деревянная стена дома. Но в этом произведении, в отличие от Девушки, освещенной солнцем, акцентирована сугубо портретная задача - мелкие черты лица, затененного полями шляпы, характерная легкая сутулость, немного застенчивый взгляд, иногда свойственный человеку, внезапно заметившему, что его зарисовывают или фотографируют, а он при этом желает казаться естественным. Ольга Федоровна, по отзывам друзей Серова, была «немного пугливая», «хрупкая, светящаяся какою-то внутренней нежностью, всегда озабоченная». Нюансы поведения и характера модели переданы здесь превосходно. Эта портретность занимала здесь Серова больше, чем эффекты пленэрного письма. Художник, по-видимому, не желал повторять композицию Девушки, освещенной солнцем - отсюда горизонтальный формат, в котором по-иному организуется картинное пространство.

Среди портретов, написанных в конце 1880-х годов, портрет Софьи Драгомировой - своеобразное свидетельство роста серовской славы. Софья Михайловна Драгомирова (в замужестве Лукомская) рассказывала Игорю Грабарю, как, позируя Репину для портрета в малорусском костюме, она познакомилась с Серовым, зашедшим в мастерскую к учителю. Серов попросил разрешения тоже писать ее портрет во время сеансов у Репина. Серовский портрет, вместе с работой Репина, долгое время находился в доме генерала Драгомирова, отца Софьи Михайловны, в Киеве. «Гости, - пишет Грабарь, - всегда справлялись о репинском портрете: “Говорят, у вас есть замечательный портрет вашей дочери, написанный знаменитым Репиным?” Гостя водили показывать портрет. “А это кто писал?” - спрашивали обыкновенно, указывая на висевший тут же серовский портрет. “Это так, один ученик Репина”. На это следовало равнодушное “а-а!”. Несколько позже имя этого ученика уже громко называлось, а еще через некоторое время приезжие из столиц прежде всего осведомлялись: “А скажите, правда, что у вас есть прекрасный портрет Серова с Софьи Михайловны?” И уж потом спрашивали, останавливаясь перед репинским: “А это чей?”»


Еще от автора Екатерина Михайловна Алленова
Василий Перов

Позднее творчество Перова обычно характеризуется как период поисков, в которых художник, как правило, терпит неудачу. Между тем сейчас, когда прочерчен весь путь развития живописи во второй половине XIX века, становится очевидным, что Перов обладал удивительной интуицией или просто умом человека, умеющего предугадать, вычислить или, как сейчас принято говорить, смоделировать на уровне сюжетной программы наиболее перспективные, интересные в художественном отношении, не повторяющие «пройденного» творческие задачи.


Илья Репин

Воспоминаниях о передвижниках. «На Передвижных выставках мы учились жизни, и на этих уроках самым драгоценным, самым желанным и светлым словом нам всегда представлялось последнее создание Репина», - вторит Минченкову Александр Бенуа. Оба мемуариста - представители поколения молодых современников Репина, поколения, для которого Репин, задолго до конца своего жизненного пути, стал «живым классиком», олицетворением русского реализма в целом.Действительно, искусство Репина являет собой квинтэссенцию тех тенденций и приемов воздействия на зрителя, которые были выработаны в контексте реализма второй половины XIX века - это в известной мере собирательный образ русского искусства того времени, включая жанровый репертуар, художественные средства, соотношение между жанрами.


Рекомендуем почитать
55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств

«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.


Величайшие подделки, грабежи и хищения произведений искусства

Во все времена и культурные эпохи воры, грабители и махинаторы всегда обращали самое пристальное внимание на произведения искусства. О судьбе некоторых произведений из Италии, Америки, Англии, Германии, Франции и России, за которыми на протяжении веков велась охота, рассказывает эта книга. Запутанные события, связанные с невероятными кражами и подделками, загадочными пропажами картин и скульптур, создают захватывающий детектив, берущий начало еще в глубокой древности, и особенно ярко расцветший событиями в наши дни.


Как писать о современном искусстве

Книга Гильды Уильямс, известного художественного критика, редактора и педагога, преподавателя отделения искусства Голдсмитского колледжа Лондонского университета, а до этого – ведущего редактора издательства Phaidon Press, представляет собой непринужденное и практичное, снабженное множеством рекомендаций и примеров руководство для начинающих авторов, пишущих о современном искусстве.


Новые медиа в искусстве

Книга американского историка искусства и музейного деятеля Майкла Раша (1949–2015) посвящена революции в визуальном искусстве второй половины XX века, вызванной появлением множества новых техник создания изображений. Автор подробно рассматривает все этапы этой революции от ее предвестий в классическом авангарде до бума видео-арта и цифрового искусства в 1980–2000-х годах.


Дневник театрального чиновника (1966—1970)

От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.


Амедео Модильяни

Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.