Валентин Гиллуа - [7]

— Принимаю его перед лицом неба, которое беру в свидетели чистоты моих намерений, и примите мой в замену, возьмите половину моего пороха и моих пуль, брат.

— Принимаю. Вот половина моих снарядов, мы не можем в будущем стрелять друг в друга. Все между нами общее: ваши друзья будут моими друзьями, вы назовете мне ваших врагов для того, чтоб я помог вам отмстить. Лошадь моя принадлежит вам.

— Моя принадлежит вам, через несколько минут я отдам ее вам.

Потом оба друга ударили рука об руку, устремив глаза к небу и протянув правую руку вперед, произнесли следующие слова:

— Беру Бога в свидетели, что без тайной мысли выбираю другом и братом человека, рука которого сжимает в эту минуту мою руку, я буду помогать ему во всем, о чем он будет просить меня, не надеясь на награду; готов днем и ночью отвечать на его первый сигнал, без раздумий и без упрека, если бы даже он потребовал моей жизни; даю эту клятву в присутствии Бога, который меня видит и слышит, да поможет Он мне во всем, что я стану предпринимать, и накажет, если я не сдержу своей клятвы.

Было что-то величественное и торжественное в этом простом поступке двух людей, столь энергически организованных, при бледных лучах луны, в этой пустыне, вдали от всякого человеческого общества, лицом к лицу с Богом, которые верили друг другу и как будто вызывали на бой все общество.

Когда они произнесли клятву, он поцеловали друг друга в губы, пожали друг другу руки, и Валентин сказал:

— Теперь поедем, брат, я верю вам, как себе; мы успеем восторжествовать над нашими врагами и ввести их в то отчаяние, в которое они ввели нас.

— Подождите меня минут десять, брат, моя лошадь спрятана недалеко отсюда.

— Ступайте, а я в это время оседлаю свою лошадь, которая теперь принадлежит вам.

Дон Марсьяль удалился большими шагами, Валентин остался.

— На этот раз, — прошептал он, — кажется, наконец с встретил человека, которого давно ищу и уже отчаивался найти: с ним, с Курумиллой и Весельчаком я могу начать борьбу; я уверен, что он не бросит меня и не выдаст врагу, которого я хочу победить.

По своей привычке, охотник произнес этот монолог вслух и быстро седлал свою лошадь.

Тигреро скоро въехал в прогалину на великолепном вороном коне.

— Вот ваша лошадь, друг мой, — сказал он, сходя на землю.

— А вот ваша, — отвечал Валентин.

Размен был сделан, оба друга сели в седла и уехали из того места, где встретились таким странным образом.

Тигреро не солгал, когда сказал, что в нем совершилась перемена и что он сделался совсем другим человеком; его черты потеряли свою мраморную неподвижность, глаза оживились и не горели уже мрачным, сосредоточенным огнем; и хотя взор его был еще несколько свиреп, выражение, однако, все-таки сделалось несколько доброжелательнее; он сидел в седле твердо и прямо — словом он помолодел на десять лет.

Эта неожиданная перемена не скрылась от проницательного взгляда француза, он внутренне поздравлял себя, что был причиной нравственного выздоровления и спас такого неординарного человека от отчаяния.

Мы сказали, что ночь была великолепна. Такие люди, как наши действующие лица, привыкли ездить по пустыне во всякое время, эта ночная поездка была скорее отдыхом для них; они ехали рядом и разговаривали между собою о постороннем, об охоте, об экспедиции против индейцев — предмет разговора, всегда очень приятный для лесных наездников, и быстро подвигались к тому месту, которого хотели достигнуть.

— Я должен предупредить вас, друг мой, — вдруг сказал Валентин, — что если мы действительно едем по дороге к крепости Чичимек, то мы встретим там, вероятно, несколько человек: это мои друзья, которым я назначил там свидание и которых я вам представлю; по причинам, которые вы скоро узнаете, эти друзья поехали не по одной дороге со мной и по всей вероятности уже ждут меня в назначенном месте.

— Мне все равно, кто бы ни находился там, и если это действительно ваши друзья, главное состоит в том, чтобы мы не ошиблись насчет пути, — сказал Тигреро.

— Признаюсь, я не способен решить этот вопрос: я в первый раз отважился пуститься в Скалистые горы, куда надеюсь никогда более не возвращаться. Итак, я отдаю себя совершенно в ваше распоряжение.

— Я постараюсь всеми силами, но не могу ручаться, что точно приведу вас в то место, куда вы желаете попасть.

— Ба! — улыбаясь, сказал охотник. — Два места, похожие на то, которое я вам описал, нечасто должны встречаться в этих окрестностях, как они ни живописны, и заблудиться уж точно было бы несчастьем.

— Впрочем, мы скоро узнаем, — сказал Тигреро, — потому что мы приедем через полчаса.

Звезды начинали бледнеть, горизонт стал принимать перламутровый оттенок, предметы прояснились.

Уже несколько минут, как авантюристы проехали перекресток и въехали на тропинку довольно узкую, причудливые извилины которой шли по бокам скал, нависших над страшными безднами; всадники перестали управлять лошадьми и положились на их инстинкт. Эта предосторожность очень благоразумна и все путешественники должны пользоваться ею.

Вдруг поток света блеснул на горизонте и осветил пейзаж; взошло солнце, лучезарное и великолепное; позади путешественников оставался еще последний мрак ночи, а перед ними светлый день заставлял блистать вершины гор.