Валенсия и Валентайн - [20]

Гудок задержался у нее в ухе всего на мгновение; затем компьютерный номеронабиратель громко щелкнул, переводя ее на следующий доступный исходящий номер – как обычно, бизнес прежде всего. О том, что такое сочувствие, номеронабиратель не имел ни малейшего представления. Она отключилась и откинулась на спинку кресла, которое громко щелкнуло, заставив ее подпрыгнуть.

– Все в порядке? – спросил Питер; повесив на шею наушники, он с беспокойством посмотрел на нее через плечо. На спинку стула он откинулся лишь слегка, осторожничая и не доверяя его прочности.

Или, может быть, осторожничая и не доверяя ей.

Валенсия кивнула, пытаясь сохранить самообладание. Ей уже больше месяца удавалось избегать разговоров с Питером. Как будто он был знаменитостью, кем-то, кого она часто видела и кем восхищалась на расстоянии, но с кем не общалась. То, что он заговорил с ней напрямую, парализовало ее.

– Компьютер… – пролепетала Валенсия. – Завис. Надо бы выпить кофе. – Она слишком быстро подняла наполовину полную чашку, и горячая жидкость выплеснулась на ногу. Она вздрогнула и опустила чашку на стол.

Питер кивнул.

– Знаете, когда ваш компьютер зависает в июне, это означает, что он ушел в отпуск. – Вид у него при этом был такой огорченный, что она тут же прониклась к нему сочувствием. Она знала, какие чувства отражает именно это лицо. – Старая шутка, – сказал он и быстро добавил: – В отличие от меня. Я не такой древний. – Глаза у него улыбались, даже когда рот кривился, как будто он знал секретный способ выглядеть смущенным, но не поддаваться смущению полностью.

Валенсии хотелось запрокинуть голову и рассмеяться, просто чтобы ему стало легче, но ее сердце билось где-то в горле, и она боялась, что смех будет больше походить на рыдание, поэтому сдержалась. И только выдавила улыбку.

Он снова несколько раз кивнул и наконец перевел дух.

– Мне, наверное, надо бы… – Он указал на свой компьютер.

Валенсия поймала себя на том, что тоже кивает и ее руки сложены, как будто она молится.

– О, – сказала она, словно ей в голову внезапно пришла важная мысль, – я кое-что забыла. Мне нужно… – Она указала себе за спину и, продолжая кивать, поднялась с кресла. Волна печали захлестнула чувство унижения. Она торопливо зашагала по проходу. Куда? Это не имело значения. Питер наверняка никогда больше не заговорит с ней.

Может быть, никто и никогда больше не заговорит с ней. Может быть, кассиры в продуктовых магазинах будут настороженно смотреть на нее, пробивая чек, и кивать, вместо того чтобы пожелать хорошего дня, а знакомые будут покровительственно улыбаться, проходя мимо нее на улице, вместо того чтобы пригласить на кофе, и Питер никогда больше не повернет свое кресло в ее сторону, и она проведет остаток жизни, задаваясь вопросом, оглохла ли она или ее просто игнорируют.

Глава 8

– Я познакомилась с мистером Валентайном в свой день рождения.

Еще не успев открыть глаза тем утром, я вспомнила, что у меня день рождения, поэтому еще какое-то время держала их закрытыми. К официальному началу дня я была одна в своей квартире, а потом мне нужно было идти на работу, и то, что это мой день рождения, ничего не значило. (Вот как бывает, когда тебе за тридцать; дни рождения больше не важны, потому что первоначальное волнение от самого факта твоего существования уже пережито. Ты больше не новость. Но еще остается какая-то ностальгическая часть тебя, которая помнит – может быть, тоскуя, – время, когда это вызывало у людей эмоции.)

Проблема была в том, что я и сама не знала, чувствую что-либо или нет.

От этой мысли глаза у меня открылись. Я выглянула в окно у своей кровати и увидела рассекающий небо самолет и две узкие белые линии за ним. Я подумала, что, может быть, за исключением спешащих по делам или к кому-то на смертном одре, все на этом самолете направляются в место, которое лучше и интереснее того, куда собираюсь пойти я: молодая пара – в медовый месяц, мальчик – в тематический парк, женщина – в другой город, где ее ждет новая работа.

Все они взволнованы, все в восторге от путешествия, у всех интересная жизнь.

Я завидовала им.

Но что-то цепляло мое сознание. Что-то из прошедшего дня, не проникшее сквозь паутину сна в день нынешний. Что-то печальное.

Правильно, похороны.

Похороны моей бабушки. Я была одной из ее сиделок, и она очень болела в конце и хотела уйти, так что горечь ухода смешивалась с тихой радостью освобождения от мучений. Похороны прошли хорошо; собралось много родственников, которых я давно не видела, люди рассказывали, какой им помнилась бабушка. В общем, получился настоящий праздник достойно прожитой жизни.

Я посмотрела на небо как раз в тот момент, когда самолет исчез в облаках.

Сердце дернулось в груди, как будто пытаясь догнать его, и я перевернулась на спину, решая. Думая о своих обязанностях, своих отношениях, своей работе, своем банковском счете. Я поняла, что все будет хорошо. Без меня ничто не остановится, ничто ценное не потратится впустую.

Моя семья, окруженная собравшимися на похороны друзьями, тетями и дядями, кузинами и кузенами, окруженная кастрюлями и букетиками цветов, наверняка не заметит моего отсутствия. Моей бабушке больше не нужно, чтобы я читала ей или помогала встать с постели. И, обращаясь к своему сердцу, я сказала вслух в своей пустой спальне: