Валашский дракон - [52]

– Но зачем было лишать птицу способности летать? – не понимал Джулиано.

– Я хотел, чтобы Янош разделил со мной наказание, – голос узника вдруг изменился.

Теперь казалось, что слова были отлиты из металла и падали с грохотом, как падает на пол латная рукавица или оружие.

– Я хотел, чтобы Янош тоже посидел взаперти, – продолжал Дракула. – Ради справедливости. Ведь из-за Яноша началась моя вражда с Матьяшем. Если бы Янош не обошёлся с моим отцом так, как обошёлся, всё было бы по-другому, и я бы здесь не сидел.

– Ваша Светлость говорит уже не о птице? – робко спросил юный флорентиец.

– А тебя интересует птица?

– Ну… да. Ведь никто не знает, куда она делась, – Джулиано развёл руками и поспешно добавил, чтобы задобрить собеседника. – Я, признаться, не верю, что Ваша Светлость могли убить эту птицу, хотя некоторые полагают…

Узник испытующе посмотрел на собеседника.

– Неважно, что они полагают… – продолжал Джулиано. – Главное, что никто толком ничего не знает.

– Я тоже не знаю, – ответил узник уже более дружелюбным голосом. – Я только догадываюсь, что ворон улетел. Я не видел, как это случилось. Кто бы мог подумать, что Янош с ощипанными крыльями попробует улететь, но вдруг смотрю – нигде нет. Я спрашивал у охраны, не валяется ли он где-нибудь во дворе на камнях, но мне сказали, что нет. Значит, он на своих ощипанных крыльях всё же перелетел через стену, а вот что случилось дальше, я не знаю.

Рассказ звучал очень правдоподобно, и потому Джулиано недоумевал: «Почему Утта уверена, что всё это – ложь? К тому же, если Дракула казнил ворона, то куда дел мёртвое тело? Съел вместе с внутренностями, костями и перьями? Да этого не может быть!»

Затем юноша посмотрел на хлеб, оставленный на окне, и снова задумался, а Дракула, проследив за взглядом собеседника, добавил:

– Матьяш тоже должен разделить со мной наказание. Ведь это его тёзка Матьяш запер меня здесь. Вот мы с Матьяшем вместе в этой башне и посидим. Ради справедливости. Только как поймать этого хитрого ворона? Возможно, я сплету верёвочную петельку и поймаю его за ногу, когда он в эту петельку наступит. Я ещё не решил, а ведь надо действовать наверняка, потому что Матьяш очень осторожен. Если мне не удастся поймать его в первый раз, то он может и не дать мне второй возможности, улетит и не вернётся никогда.

Слушая, как узник рассуждает о ловле воронов, Джулиано не удержался и укоризненно покачал головой.

V

«Я расспрашиваю про воронов Его Светлость, но до сих пор не пробовал распутать эту историю с другого конца, – подумал молодой флорентиец, в который раз заприметив из окна трактира ватагу мальчишек, игравших в догонялки на улице. – Что же говорил комендант в первый день? Местная ребятня околачивается около Соломоновой башни, кидается грязью или снегом, пытаясь попасть в зарешеченное окно? Так, значит, пролить свет на дело с вороном поможет ребятня!» Джулиано вышел со двора и направился в конец улицы, откуда доносились крики:

– Теперь ты пчела!

– Нет, не я!

– Я тебя по спине ужалил! Теперь ты пчела!

– Одежда не считается!

– Считается!

Один из споривших, которому надоело играть за пчелу, то есть догонять и жалить остальных, очень напоминал это насекомое – взъерошенный, маленький, юркий. Ноги, обутые в остроносые кожаные башмаки, казались цепкими лапками. Короткие русые волосы выглядели как золотистая пчелиная щетинка.

Второй споривший, тоже русоволосый, был постарше и повыше ростом. Этот мальчик носил куртку не совсем своего размера, великоватую, из-за чего и возникли разногласия. Куртка, подпоясанная ремнём, вздувалась на спине и давала преимущество догонявшему. Притронешься к дутому горбу и, можно сказать, ужалил.

Мальчик, которому надоело считаться пчелой, сделал быстрое движение:

– Всё, теперь я по руке ужалил!

– А! Так нечестно! – завопил обладатель неудачной куртки.

– Честно! – послышалось в ответ, но уже с безопасного расстояния.

Играло восемь человек, из которых светловолосыми были пятеро, но этому не стоило удивляться – дворы на этой улице располагались по большей части саксонские. И всё же немецкие мальчишки из уважения к трём своим темноволосым друзьям говорили по-венгерски, а не по-немецки.

Как только ватага поняла, что к ним направляется Джулиано, уже успевший приобрести некоторую известность в городе, спор прекратился.

– Доброго дня, господин, – сказал самый старший из светловолосых мальчишек.

Ученик придворного живописца решил, что это заводила, раз старший и к тому же выглядит как отъявленный сорванец – колени грязные, куртка тоже, особенно на рукавах, а под ногтями сплошная чернота.

– Доброго дня, – флорентиец замешкался, подыскивая подходящее обращение. – Доброго дня, друзья мои. Вы позволите называть вас так?

– А зачем господин хочет дружить с нами? – спросил маленький мальчик, похожий на пчелу.

– Потому что я хочу принять участие в одной из ваших игр.

– В которой, господин? – насторожился самый старший.

– В той, где нужно лазить по крутым склонам, а затем кидаться грязью.

– Мы в такие игры не играем, господин, – старший принялся отряхивать колени, хотя грязь уже хорошо въелась, и теперь её могла победить только стирка.