Вакуумные цветы. Путь Прилива - [8]

На экране появилось мужское лицо. Оно плавало в темноте, фон был неразличим. На лбу у незнакомца вырисовывался узор из пятиконечных золотых звезд. Он удивленно поднял брови:

– Давно тебя не видел.

Ребел словно зачарованная слушала, как ее собственный резкий голос произносит скороговоркой:

– Мне нужно спрятаться. Мне нужно забиться в самую глубокую щель. Мне нужно спастись. – По ее лицу покатились слезы. – У меня нет денег, я никому не доверяю, и мне нужна твоя помощь.

Незнакомец изменился в лице, теперь на нем читались смятение и испуг.

– Бог мой, что ты сделала с собой, Эвкре?..

– Не произноси моего имени!

Полное непонимание. Затем вновь быстрая смена выражения. Мужчина ухмыльнулся:

– Я все усек, солнышко. Слушай, мое дежурство только началось, но, может быть, тебе стоит ко мне зайти. Я теперь работаю в вакууме, цветы собираю. Вряд ли тебя станут искать на этом булыжнике. Сможешь добраться до Биржи труда на общественном транспорте?

Ребел не слушала. Ее голова кивнула.

– Вот и хорошо, как приедешь, иди ко входу, над которым написано «Хранение и обслуживание». Скажи, что ты хочешь поработать ножницами, у нас всегда не хватает людей, и тебя сразу наймут. Назови мое имя, чтобы тебя включили в нужную бригаду. Работа сдельная, никто не следит, сколько времени ты вкалываешь. Я скажу, чтобы тебе выдали скафандр и все прочее за мой счет. Поняла? Справишься?

Тело Ребел глубоко вздохнуло. Голос ее сказал:

– Да.

* * *

В тот момент, когда Ребел очнулась, она уже соскребала с поверхности Эроса вакуумные цветы.

Нудная работа, противная. Блестящие голубые цветочки прятались на удивление хорошо. Поляроидный визор отсекал весь блеск, превращая яркие цветы в поле черных звезд. Чтобы отыскать их, приходилось тянуться в темноту. Стебли тонкие, как проволочки, но гораздо более прочные. Хуже всего, что при такой небольшой силе тяжести, как здесь, любое неосторожное движение могло отбросить Ребел на много метров отсюда. Она висела в воздухе, придерживаясь за скалу пальцами ног и одной рукой, а другой ловила ножницами каждый цветок. Мышцы болели от напряжения и усталости.

Внутри скафандр мерзко вонял, висящая на плече сумка наполнилась лишь наполовину. И вообще, она волочилась за Ребел, словно брюшко пчеломатки. В шлеме гудело от шума голосов: это бригада болтала по каналу внутренней связи.

– ..Ей-богу, не вру, – растягивая слова, говорил мужской голос. – Я был вежливый до ужаса. В программу обязательно закладывают весь этикет, ты меня слышишь? Так что я знаю, какой вилкой полагается ковырять в носу, и все такое. Я не только был учтив на людях, а даже трахался со всей обходительностью.

– Да? Пожалуй, стоит попробовать, – откликнулся веселый женский голос.

– Тамара, лапочка, да я в жизни к тебе не притронусь. А если бы я тебя вдруг и трахнул, то и под пыткой никому бы про это не рассказал. – Взрыв хохота. – Но ты можешь уговорить кого-нибудь из своих приятелей испробовать эту программу.

– О черт! – воскликнул другой женский голос. – Если кто-нибудь из Тамариных приятелей сделается таким обходительным, он…

Ребел отключила внутреннюю связь. В ней что-то смещалось, она уже не знала, кто она: Эвкрейша или Ребел, Ребел или Эвкрейша. «Отпусти», – зло прошептала она и снова стала собой – Ребел. Но ощущение второго "я" усилилось и тенью зависло у нее за спиной. Ребел согнула плечи, стараясь не обращать внимания на ту, другую, и продолжала собирать цветы.

Работа успокаивала. Пальцы двигались сами по себе в размеренном, естественном ритме, срезая цветы и складывая их в сетчатую сумку. Впереди до самого горизонта расстилался бесконечный ковер из вакуумных цветов, каждая чашечка величиной с человеческую голову, но такая хрупкая, что от прикосновения пальца в перчатке она съеживалась, обращаясь в ничто.

Ощущение той, иной, осталось. Ребел непрерывно чувствовала на себе чей-то взгляд. Она повернула голову и посмотрела через плечо.

Никого. Лишь голые скалы и резкие тени, и вдалеке несколько низких хозяйственных построек и площадки для грузов. Площадки представляли собой просто плоские участки, используемые под склады, скалы здесь были срыты. Некоторые площадки пустовали. На других громоздились небоскребы оранжевых, зеленых и желтых ящиков. Механизмы с тонкими, комариными лапками карабкались на штабели, убирая одни ящики и ставя новые. Внизу вакуумники сгружали ящики с магнитных подушек или загружали в подъемники и отходили, пока груз поднимали наверх или увозили прочь.

«Что тебе здесь надо? – сердито думала Ребел. Ей хотелось плакать, но она твердо подавила это желание: нельзя плакать в скафандре. – Я не уступлю тебе места. Теперь это мой мозг!»

Клочок мусора легко упал на скалу рядом с Ребел, подпрыгнул и медленно поплыл вниз – поблескивающая на свету красновато-оранжевая искорка. Обрывок упаковки какого-то товара, потребленного на ближней орбите. Ребел нагнулась, попыталась собрать сразу слишком много цветов, цветы закоротились, и она почувствовала через перчатки легкий удар тока. «Вот же, мать твою!» Она с отвращением бросила цветы и села. Над окаймленной сверкающими цветами линией горизонта в небо всходил контейнерный город. Ребел различала беспорядочно рассыпанные за прозрачной стеной огни жилой зоны, мелкие и яркие, точно Повисшие в аквариуме звезды. И тут до нее дошло, что она находится на той самой незнакомой планете, которую видела в больнице. На Эросе, в центре Эросского Кластера.