Вакансия - [24]

— Посмотрим! — говорю я, выхватывая пистолет.

И началось. Первым же выстрелом я срезал этому Суперу половину головы. С оглушительным грохотом посыпались осколки электронных глаз, расплавились предохранители локаторов, и на меня брызнуло горячей едкой жидкостью. Три следующих залпа разнесли вдребезги серую панель вычислителя.

Тут где-то в коридорах взвыла сирена. И в кабинет ворвались первые четыре робота. Их я очень удачно вывел из строя двумя выстрелами. Затем роботы полезли косяками. Они карабкались по уже поверженным металлическим телам, застревали в дверях, ломали перегородки. Я, к стыду своему, настолько озверел, что полосовал их лазерными лучами, пока не кончились заряды.

Огурцов тяжело вздохнул и, вынув из кармана куртки две пустых обоймы, бросил их на ступени лестницы.

Друзья молчали.

— Затем, — продолжал Василий, — я скрестил руки на груди и стал ожидать своей участи. Самое ужасное произошло дальше — на меня не обратили никакого внимания. Подбежали свежие отряды новеньких роботов, быстро разобрали завалы из металлических тел. Какие-то два спеца ловко открутили поломанную голову Суперперфектума, а взамен притащили и поставили новенькую, еще всю в заводской смазке, свеженькую головку. Быстро заменили серую панель вычислителя. Роботы-уборщики собрали осколки, подмели и вылизали пол и стены кабинета. И через десять минут от учиненного мной погрома не осталось и следа. Очнувшийся же Суперперфектум неторопливо воткнул от себя провода в гнезда панели вычислителя, очень мило мигнул мне своими глазищами и нежно произнес:

— О! Какая чудесная встреча! Василий Степанович Огурцов, если мне память не изменяет? Для нашего учреждения ваш приход большая честь! Вы ведь, кажется, человек…

Я окончательно скис, понял, что ничем эту кибернетическую бюрократию не прошибешь.

— Нет, — говорю, — память вам не изменяет. И я действительно, кажется, человек.

Плюнул я в сердцах, повернулся и вышел. Вот такие дела, братцы.

— Что долго думать, — сказал Виталий, — Пошли в гостиницу. После ужина и отдыха соберемся и обсудим, что нам предпринять.

— Силы надо беречь, — согласился Левушкин.

— А чего их беречь? — проворчал Василий, неохотно поднимаясь со ступенек и догоняя своих товарищей уже у входа в гостиницу. — Чего беречь? Бессмертие и здоровье они нам гарантируют. Возможно, даже не помешало бы устроить голодовку! Хотя… — И Василий в бессилии махнул рукой.

Глава 14

После ужина все собрались в зале гостиницы.

— Подведем итоги наших изысканий, — сказал Левушкин, поудобнее устраиваясь в большом мягком кресле за круглым столом и посматривая с грустью на членов команды. — Есть планета со всеми удобствами. Точнее, даже не одна планета, а сотни тысяч — целая вселенная. Правда, вселенная без людей. Хотя, как ни странно на первый взгляд, место человека в этой вселенной еще никто не упразднил. Так сказать, существует ВАКАНСИЯ, ДОЛЖНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, МЕСТО ЧЕЛОВЕКА в системе здешнего мироздания. Вот эту-то вакансию нам и предлагают занять.

— Предлагают, — протянул Василий, — пожалуй, слишком мягко сказано.

— Не будем придираться к словам, — миролюбиво заметил Левушкин. — Скажем так: советуют, уговаривают, наконец, вынуждают.

— Последнее ближе к истине.

— Хорошо. Главное — не в этом. Местечко-то неплохое, можно даже сказать, почетное. И условия вполне сносные: бессмертие, вечная молодость, всевозможные блага, удовлетворение всех мыслимых желаний, само собой, за исключением некоторых… Ну, что еще?

— Сохранение статуса личности! — ехидно вставил Огурцов.

— Вот именно! — невозмутимо продолжил Левушкин. — И это тоже. А какие перспективы творческого роста! О-го-го! Какие перспективы! — добавил он, устремляя взгляд вверх, к потолку, и закончил уже совсем трагически: — Выбора-то у нас нет. Я к чему все это расписываю, может, найдутся добровольцы!

Капитан выжидательно посмотрел на каждого из своих подчиненных. Все молчали.

Тишина становилась все тоскливее, все напряженнее, все гуще. Казалось, еще немного — и будет слышен стук сердец.

Левушкин вытер платком лоб и, откидываясь в кресле, почувствовал, что ему становится труднее дышать.

«Скорее бы все это кончилось, — думал он. — В какие только переплеты не приходится попадать в космосе. Интересно, о чем они думают?» Чем дольше затягивалось молчание, тем яснее становилось, что добровольцы не спешат.

— Ладно, — выдохнул наконец Левушкин, — начнем опрос по кругу. Геннадий?

Услышав имя штурмана, встрепенулась Ферни. Ее не было за столиком. Принцесса сидела в сторонке у окна и что-то вышивала, стараясь не стеснять своим присутствием собравшихся мужчин. Теперь же она подошла к столу и, сверкнув на Левушкина своими большими великолепными глазами, сказала:

— Он не захочет! Я уже успела изучить его вкусы. Он не сможет здесь! Он уже от одного королевства отказался! — чувствовалось, еще минута — и принцесса или разревется, или, сжав кулачки, бросится в драку.

Левушкин женских слез терпеть не мог и поэтому поспешно заметил:

— Ну, раз уже от одного королевства отказался, тогда и говорить не о чем. Сядьте, пожалуйста, Ферни, на свое место. Никто не собирается разлучать вас с Геннадием и омрачать начало столь счастливой семейной жизни. Штурман, у вас не возникло желания поселиться на Синксе вместе с Ферни? Ведь это, некоторым образом, почти ее родной мир.