Вахтовый поселок - [14]

С этим Миша и пошел по лежневке, которая взбиралась на взгорок тотчас после поворота. Со взгорка виднелась уже буровая.

— Не хочу, — сказала Нина протянувшему ей кружку с чаем пареньку-ремонтнику и пошла домеривать скважины.

День наливался зноем, как бы отрекаясь от холодно-пронизывающего утра. Солнце запалило зеленый горизонт, подняв и высветлив облака. Исчез, выдохся ветер, медленный чад поднимался от болот, воздух прогревался. Вечер предстоял душный, при полном разгуле комаров.

Уходили с трубных трасс сварщики и изолировщики. Вставал на прикол транспорт. Только над вышками буровиков зачастили вертолеты.

Вот и теперь от вахтового шел вертолет буровиков, снизился, пролетая над лысой площадочкой недалеко от скважин Нины, повисел, подняв несусветную буревую пыль, и тяжело стал всплывать, сделал облет — и теперь уже не только Никитина, но и ремонтники поняли: пилот их предупреждал, что на забитую пылью площадку сесть нельзя.

Это был день, когда окончательно умирала лежневка на таежном проселке, умирала до новых холодов, до морозов, до новой зимы.

8

Родион взбежал на буровую и весело окликнул третьего помбура:

— Чуха, как дела?!

— Во! — показал тот большой палец. — Никифоров говорил, если ЧП не будет, полтора плана!

— Годится! — сказал Родион, отодвигая ногой талевый канат.

— В прессу попадем! — пояснил довольный Чуха в грохоте дизеля. — Подзалетим капитально!

Родион обошел станок, постоял с бурильщиком Шахмутдиновым у пульта — стрелка измерителя заданно колебалась на пределе, бурение шло без сучка и задоринки, и Родион вскинул два пальца, намекая на размер премии.

— Ага! — белозубо засмеялся бурильщик и тыльной стороной ладони вытер с лица пот.

— Да-да, — прокричал Родион. — А как они нам достаются, эти денежки!

Шахмутдинов, отпуская на мгновение ручку пульта, развел руками: мол, тут уж ничего не сделаешь.

— На «Урале» кто? — спросил Родион.

— Никого. Михалыч в город улетел с Никифоровым.

— А от водовозки ключи где?

Шахмутдинов пожал плечами. Родион еще пошарил взглядом по приборам, походил и сбежал с вышки.

— Чуха! — крикнул. — Если вы на моей койке еще хоть раз коней гонять будете, выкину ваши цацки в болото. Понял?

Ответной защитительной речи Чухи, то есть Чухнова, он не расслышал.

Забежал в культбудку, прочитал записи в вахтенном журнале, сам написал то, что требовалось, и так — в полном одиночестве — направился к водовозке. Обошел новенькую цистерну на колесах с броской надписью: «Вода». Открыл дверцу кабины. Сел за руль.

Ключ от зажигания находился на месте. Родион выдернул его, намотал цепочку на палец, как бы в раздумье, а потом бросил ключ под сиденье, чуть прикрыв его резиновой прокладкой.

Он медлил с водовозкой, хитрил сам с собой, надеясь безотчетно, что сюда придет, как случалось не раз прежде, Нина. Сама придет. Ну, а если нет, то никому другому ключа не видать. Пусть-ка полежит…

Он вылез из кабины, захлопнул дверцу и снова направился на вышку.

Шахмутдинов стоял в той же позе, потный, внимательный, загорелый.

— Эй! — крикнул ему Родион. — Как это, не помнишь? «Если гора не идет к Магомету. Магомет идет к горе»?

Шахмутдинов поморщился:

— Все ты знаешь, Савельев. Зачем тебе старые присказки?

— Да ты живи пошире. А то только одно у тебя: бурить да бурить.

— Я бурить люблю, — расплылся в улыбке Шахмутдинов.

У пульта возникла каска Чухнова.

— Ребята! — крикнул. — В тайге ракета красная. От куста кто-то идет, что ли? Беда там какая-то!

— Ты ш-што-о? — бледнея, отступил Родион. — Какая беда? Болтун! Ну, если наврал…

Он кинулся сначала по лежневке туда, где работали, выкачивали из болот нефть скважины первого куста, которые он же, Родион, и разбуривал. Потом опомнился, шагнул в направлении водовозки, снова остановился, махнув рукой, и побежал в тайгу, пока дорога позволяла бежать, пока не притормозили его плывущие в трясинах бревна. Он перескакивал, где можно было, ступал на бровку, двигаясь вглубь тайги. Перед взгорком увидел лежавшего человека.

Метнулся к нему, крикнул сорвавшимся голосом:

— Э-эй!

В ответ ударила красная ракета, но не в небо, не вверх, а почти в него, в Родиона — он увидел мчащуюся на него красную точку и дымный шлейф, повисавший за нею в воздухе, ощутил упругую волну ее лета — так она близко и опасно прошла.

На кочке лежал инженер-геолог Михаил Бочинин. У него было сломано ребро, но он был в сознании.

— Мишка! Ты же ходок! Как тебя? — крикнул Родион.

— Доходился… На ту гать стал, она расцепилась, и меня заклинило. Ох… Нс продохнуть. Зови людей!

9

На повороте к дожимной насосной станции, откуда нефть, поступающая со скважин, получает толчок к товарному парку, стояли в густом сосняке Рита и Оля. Обе намерзлись с ночи, обе заждались ГАЗа Завьялова и потому сердито встретили его, высунувшегося к ним из кабины.

— Ты подольше не мог?

Завьялов рассмеялся:

— А куда нам торопиться? Все одно сейчас где-нибудь засядем и будем песни петь. Как это? «Под крылом самолета… та-та-та… зеленое море тайги-и-и».

— Ну да! Шубу потопил, теперь веселись, — сказала Рита. — Сменщики говорили, Завьялов мелочиться не любит — что ему шуба?!

— Да, остался я сегодня, девчата, к зиме раздетый-разутый! И никто за меня теперь не пойдет — ни ты, Олечка, ни ты, Рита-Маргарита…