Вахтовый поселок - [10]

«Это от людей зависит».

«Ну, разумеется…»

«От того, с такой ли они усмешечкой, как вот эта твоя, или нет!»

Она менялась, эта Нина, как погода.

Заморосило, похмурнело, в лодке она ежилась, и он сбавлял ход, утишая встречный ветер. Она наклонялась, играла глазами и кричала, будто шепча сквозь гром мотора:

«…ливый!»

«Что-что?»

«За-бот-ливый, говорю».

«Ну, где уж мне уж!» — ерничал он, как бы признавая тем самым свою вину перед нею — некую вину, которую она уже простила ему и горячим прикосновением давала понять, что у него есть — точно есть! — все шансы соответствовать ее идеалу, если, разумеется, он этого захочет.

Он на прощанье целовал ее родственно, в щечку, и она убегала, оставляя его хлопотать на берегу: вытаскивать лодку и сажать ее на цепь, снимать мотор и нести в железную, с пудовым замком, будку, которая с еще несколькими своими ржавыми сестрами корежила берег… По негласному уговору прятали они от всего людского свою тайну, подобно тому, как дорогой мотор он прятал в будку.

…Ах, черт же ее принес тогда обедать! И он тоже хорош: забыл, начисто забыл, что она может нагрянуть!

«Нинка, ну что ты, ну, ей же богу… Да я тебе запросто сейчас что-нибудь совру, любое, и ты поверишь».

«Да не надо мне от тебя ничего. Спасибо хоть оборотнем не был — каким был, таким и показывал себя, хоть не маскировался».

«Нина!»

«Все соответствует, Родион Батькович! Мысли — словам, а слова вот — поступку. Этого мне и надо было».

«Нина, ты с ума сошла! Постой!»

«Да я стою. Не убегаю».

Он молчал. Она выждала — бесстрастно, холодно и медленно, с равнодушной ленцой пошла от него.

Он уже перешагнул тридцатилетнюю отметку, и оказалось, что потеря для него болезненна. Это была новость, и еще какая!

Он стоял вахты на буровой, летал в базовый город, отлучался, но в груди ничего не утихало, напротив, саднило, гнало по ночам сон — вот почему он смалодушничал и сошел сегодня утром в поселке…

«Спрашивается, на кой мне все это нужно?»— думал Родион. Он медленно переодевался и шагал по тесному вагончику, нарочито тяжело ступая, будто желал что-то придавить. Он даже под ноги внимательно поглядел. И усмехнулся. Лицо медленно, густо покраснело.

Через открытую фрамугу он услышал, как к гулу дизеля на буровой стал слабо примешиваться новый посторонний звук — и не вдруг понял, что это от куста скважин возвращается на своем ГАЗе Завьялов.

Родион натянул робу, приладил каску и направился на буровую.

6

Павел чувствовал, что без тулупчика продрог. Он и так сдерживался при Нине и Бочинине, чтоб уже не ворошить эту тему с тулупом своим, да и не остыл насовсем тогда в горячке, в борьбе с окаянным этим таежным проселком, а теперь хотелось тепла.

Дорога-дорога… А кому тут легко?

Бочинин в этой тайге, что в пургу, что в зной — все кругом обмерил! У него же кроме куста полно одиночных разведочных скважин, раскиданных в тайге. Они тоже нефть дают, из них тоже топливо качают, и все их надобно обойти да проверить, хорошо еще, если вдвоем с оператором, а то и одному. И что же? Ружье на плечо, чтоб какая-нибудь зверюга не съела, ноги в руки — Я пошел!.. У Бочинина жена Лида. Добрая. Сына ждет. И в базовом скоро Миша отличнейшую квартиру получит: две комнаты, кухня, лоджия… Специалист потому что! Постоянный кадр! Пора уже иметь нормальные условия.

Или буровикам легче? У них же непре-рыв-ный технологический цикл! Чуть застопоришься — что угодно может быть: и обвал стенок скважины, и заклинится долото, да мало ли?! Пока везешь людей, наслушаешься разговоров — голова кругом! И темп у буровиков, темп! Разбурили первый куст, на второй перешли. И сами же монтажникам вышек говорят: «Быстрей нам вышки собирайте!»

А вышкомонтажники? Их эти дни в поселке не слышно и не видно, все по углам попрятались, и никто в город не летит — не желают. Несчастье потому что. Такой у них мастер — орден имеет, одиннадцать лет вышки ставит по всей Сибири, и вот надо же, третьего дня у них вышка при передвижке упала. Три секции начисто покорежило, и теперь мастеру могут выдать по первое число: выплачивай!

Хорошо еще, без жертв обошлось. Мастер рассказывал: «Как чувствовал! Только трактора зацепились, я своим говорю: чтоб на тридцать метров вокруг духу вашего не было».

Дернули сильно — вот что! Дернули и думали — ну, все! Но вышло по-другому.

А орсовские? Они же пятнадцать дней в городе, пятнадцать на вахтовом. От зари до зари! И он, главное, хорош гусь, Завьялов Павел Степаныч… Месяца два назад было: вернулся с вахтой, все чин чином, а после что-то в общежитии провозился, топ-топ в столовку, а уже закрыто. Стал двери дергать, орать благим матом: «Ну, вы, куклы!» — срам, и только.

Уж обламывал себя, обламывал — и все без толку.

Кузьмич ему еще в Горьком сказал: «Не шоферский у тебя характер, Павлуха. Выдержки маловато!» Он тогда обозлился. «Ничего, сойдет для сельской местности». Потому что в Горьком же регулировщик его чуть-чуть не штрафанул — хорошо, у него сдачи не нашлось; у Завьялова только крупные купюры были, и регулировщик отпустил его и будто даже похвалил: «Сибиряки!»

Ага, сибиряки — без году неделя.

…Завьялов выезжал из чащобы на площадку буровиков. От вагончика на полозьях навстречу ГАЗу шел человек в робе и каске. Павел не сразу узнал Родиона Савельева, помощника мастера, которого сам же и вез от вахтового час назад,