Ваал. Неисповедимый путь - [19]

— Я это уже знаю, — после минутной паузы ответил Ваал. Он подошел к полкам и стал разглядывать рисунки на суперобложках. — Вас послали сюда поговорить со мной, потому что я, как вы выражаетесь, «неисправимый». Сестра Мириам видит во мне «преступные наклонности». Отец Кэри называет меня смутьяном. Разве не так?

— Да, это правда, — признал отец Робсон, делая шаг к мальчику. — Но я не верю, что ты такой, Джеффри.

Ваал резко повернул голову, и его глаза полыхнули столь жутким и неестественным светом, что отец Робсон остановился, точно наткнулся на стену.

— Не подходите, — негромко предостерег ребенок. Убедившись, что священник готов подчиниться, Ваал вновь обратил взгляд на полки с книгами. — Вы психолог. Что вы видите во мне?

— Я психолог, но не телепат, — ответил Робсон, прищуриваясь. Не почудились ли ему эти красные огоньки? Вероятно, виновато скверное освещение. — Если я не могу подступиться к тебе в обычном смысле этого слова, то уж проникнуть в твое сознание мне и подавно не дано.

— Тогда я сам расскажу вам, что вы во мне видите, — сказал Ваал. — Вы полагаете, что у меня не в порядке психика; вы полагаете, что на меня повлияло некое событие — или ряд событий — моего прошлого. Правильно?

— Да. Как ты это узнал?

— Я очень люблю книги, — ответил Ваал, вскидывая глаза на отца Робсона. — Вы ведь сами так сказали?

Отец Робсон кивнул. С подобным ребенком ему еще не приходилось иметь дела. В нем была некая странность: этот обычный с виду десятилетний мальчик в заплатанных джинсах и свитере был необычайно развит, он обладал такой ясностью ума, которая позволяла предположить в нем экстрасенсорные способности. А аура, окружавшая его, аура гнетущей, властной силы? Такого, сказал себе отец Робсон, я не припомню. Он спросил:

— Почему ты так упорно отрекаешься от своего имени, Джеффри? Хочешь порвать с прошлым?

— Меня зовут Ваал. Это мое единственное имя. И от него я не отрекаюсь. У вас не идет из головы тот случай из моего прошлого, который, по вашему мнению, так повлиял на меня. Вы полагаете, что я перенес душевную травму и поэтому хочу забыть весь тот период.

Отец Робсон заметил в выражении лица ребенка нечто такое, чего он, столько лет проработавший детским психологом, не умел определить.

— Какой случай ты имеешь в виду?

Ваал посмотрел на него. По его губам скользнула усмешка.

— Я... забыл.

— Ты хитришь.

— Нет, — возразил Ваал. — Просто продолжаю игру, которую начали вы.

— Ты умный мальчик, — заметил отец Робсон. — Я не стану говорить с тобой так, как обычно говорю с другими. Буду с тобой откровенен. За последний год ты перебывал в полудюжине семей, и всякий раз тебя возвращали в приют из-за твоего невыносимого, даже агрессивного поведения. По-моему, тебе не очень хочется покидать стены приюта.

Ваал молча слушал.

— Чего же ты хочешь? Чего ты ждешь? Наступит время, когда ты станешь слишком большим, чтобы оставаться в приюте. Что же тогда?

— Тогда... — начал Ваал, и отец Робсон подумал, что сейчас услышит больше, но мальчик медленно закрыл рот. Он стоял, не шевелясь, не говоря ни слова, и смотрел на человека в глубине библиотеки, расчерченной полосками света и тени.

Нет, так толку не будет, сказал себе отец Робсон. Этот ребенок требует постоянного внимания профессионального психолога. Надежда построить мостик между собой и мальчиком оказалась напрасной. Он ничего не достиг. Делая последнюю попытку, он спросил:

— Почему ты не ходишь вместе со всеми в часовню?

— Не хочу.

— Ты неверующий?

— Верующий.

Лаконичный ответ удивил отца Робсона. Он ожидал грубости.

— Значит, ты веришь в Бога? — спросил он.

— В Бога? — повторил Ваал, скользя внимательным взглядом по полкам, плотно заставленным книгами. — Возможно, не в вашего.

— Твой Бог не такой, как наш?

Мальчик медленно повернул голову. Его губы искривила холодная усмешка.

— Ваш Бог, — сказал он, — бог церквей с белыми колокольнями. И только. За церковным порогом он бессилен. Мой бог — бог подворотни, борделя, всего мира. Он — подлинный повелитель.

— Боже мой, Джеффри! — воскликнул отец Робсон, пораженный этим всплеском эмоций. — Как ты стал таким? Кто вбил тебе в голову этот страшный бред? — Он шагнул вперед, чтобы яснее увидеть лицо ребенка.

Ваал прорычал:

— Назад.

Но отец Робсон не послушался. Он хотел подойти ближе, так, чтобы можно было дотронуться до мальчика. Он сказал:

— Джеффри...

В ту же секунду мальчик крикнул: «Назад, я сказал!» — таким голосом, что отца Робсона отбросило к полкам и книжной лавиной свалило на пол. Что-то душило отчаянно сопротивлявшегося священника, парализовало, лишило способности двигаться, дышать, думать.

Мальчик одной рукой сбрасывал книги с полок и расшвыривал по библиотеке; летали пожелтевшие страницы, рвались переплеты. Стиснув зубы, дыша хрипло, точно разъяренный зверь, он ринулся за стеллажи. Отец Робсон увидел, что мальчишка очутился в той части библиотеки, где хранилась религиозная литература. Охваченный страшной, неуправляемой яростью — священник не подчинился ему! — Ваал рвал книги в клочья, и обрывки медленно опускались на пол к его ногам.

Отец Робсон хотел закричать, но неведомая сила, удерживавшая его, сдавила ему горло, и оттуда вырвался лишь едва слышный хрип. Перед глазами у него все плыло, а голова, казалось, разбухла от прихлынувшей крови, стала безобразно несоразмерной, точно у ярмарочного урода, и грозила вот-вот лопнуть.