В жару - [3]

Шрифт
Интервал

– Тупой, жестокий ур-р-род, – зло прорычал Иван.

– Кто? Я?

– Отчим мой. Откуда ты его знаешь? Кто ты? Господи, как больно…

– Как же ты так? Про своего благодетеля? – наигранно ласково спросил метрдотель.

– Не благодетель он мне и ничего, кроме денег, дать не может.

– А ты хочешь чего-то еще?

– Ну, я же сказал – не нужны мне деньги, – Иван закрыл глаза, он чувствовал, что вот-вот заплачет, но доставить и такое удовольствие своему мучителю никак не хотел. «Кто это? Что нужно от меня этому садисту? – думал Иван. – Почему, почему я не надел костюм?»

– Но отказаться от них не можешь. Значит, нужны все-таки. Ох, как нужны, – усмехнулся метрдотель.

– М-м-м-м-м-м…

– А чего так вырядился? Под нищего зачем косишь? Не стыдно тебе – хлеб отбирать у бедных голодных, деточек? Ишь, прикинулся, в такую-то погоду – тоненькая курточка, драные джинсики, тьфу!.. говорю же – дешевка!

– Это до черта дорогие штаны, – с трудом выдавил из себя Иван.

– А-а-а-а, я понял – розовенькому, откормленному поросенку захотелось побарахтаться в большой грязной луже, как следует изваляться в дерьмеце. Знаем, знаем таких извращенцев. Ну же – я прав?

– …

– Отвечай, гаденыш! – метрдотель снова сильно дернул Ивана за волосы.

– Отпусти… прошу… больно… – стонал Иван.

– Я думал, тебе нравится испытывать боль.

– Нет… я не выношу, когда меня мучают… – Иван попытался приподняться, но снова у него ничего не получилось, как в страшном сне, когда надо спасаться бегством, а ты стоишь, не в силах сдвинуться с места. – «Что за наваждение? Когда же закончится этот кошмар? А вдруг я заболею?» – думал Иван.

– Так тебе и надо, – читая его мысли, отрезал метрдотель, продолжая свое действо, не прерываясь ни на секунду и иногда вздыхая от удовольствия. – Вот я порадуюсь, когда, подцепив какую-нибудь заразу, ты будешь валяться на больничной койке, – шептал он на ухо Ивану.

– Ну, скоро ты кончишь, урод? – захныкал Иван, ощущая на своих губах слюни метрдотеля. Все сильнее тошнило, и к ставшим уже невыносимыми анальной боли и напряжению в пояснице присоединилась еще одна – острая, раздирающая на части боль: Ивану казалось, что все те титановые пруты и винты, которыми после травмы ему скрепили позвоночник, вываливаются из остова и режут, и рвут его изнутри.

– Пожалуйста, хватит! Не надо! Не могу больше! – взмолился Иван.


И тут метрдотель захрипел в экстазе, и через мгновение, отцепившись от Ивана, застегнул брюки, отошел в сторону и закурил. Почувствовав сильнейшую слабость, Иван понял, что падает, увлекая за собою скатерть. Таким образом, в полуобморочном состоянии он оказался сидящим на полу со спущенными штанами и со скатертью в руках, потому как не в состоянии был даже разжать пальцы. Иван думал – кому-то со стороны в этой нелепой позе он мог бы показаться комичным, но самому ему больше всего теперь хотелось умереть – так было больно и стыдно.


Затушив сигарету об стену, метрдотель подошел к Ивану и, приподняв его за подбородок, сказал:

– Мне хочется тебя ударить. Ну же, попроси меня об этом. Иван вымученно улыбнулся и, повернув голову в сторону окна, уставился в экран телевизора, пытаясь сконцентрировать на нем все свое внимание. Передавали новости, и комментатор сильно картавил. Иван перевел взгляд на стоявшие рядом пузатые часы-будильник и заметил, что покрывавшее циферблат стекло треснуло, стрелки остановились и показывали три часа. «Ночи или дня?» – задумался Иван, которому казалось, что с того момента, как он вошел в проклятую комнату, прошла целая вечность, – ему не приходило в голову, что часы могли «сломаться» задолго до его появления в этом месте.

– Ну, скажи что-нибудь, маленькая дрянь! Долго еще я буду ждать?! – рявкнул метрдотель и, схватив Ивана за плечи, грубо встряхнул его, но, услышав в ответ только глухой стон, выругался и осуществил свое желание – наотмашь, сильно ударил Ивана по лицу. От такой оплеухи у того потемнело в глазах и ручьями потекли по щекам слезы – всхлипывая, Иван опустил голову.

– Ладно, ладно, милый, знаю, ты любишь произвести впечатление, – метрдотель ободряюще похлопал Ивана по плечу. – И ты действительно эффектный мальчик. Но не обольщайся, дорогуша, ты всего лишь подделка.


Иван заплакал сильнее, ему казалось, что от нервного перенапряжения он вот-вот потеряет сознание. Он посмотрел на метрдотеля, но не увидел его, потому что тот вдруг исчез, как видение растворился в воздухе. Всерьез опасаясь за свой рассудок, Иван огляделся вокруг – в комнате действительно никого не было. Несколько минут Иван сидел, боясь пошевельнуться и снова вызвать кошмар к жизни, потом брезгливо откинув-таки ненавистную скатерть, медленно натянул джинсы и осторожно поднялся. Пошатнувшись, Иван схватился за край стола – ноги его тряслись, голова кружилась. Он застегнул штаны и, проведя по ним руками, тотчас же отдернул – джинсы были сырыми и липкими.


Услышав тихий скрип, Иван посмотрел на дверь и, увидев в проеме улыбающегося метрдотеля, решил, что выбросится из окна, если тот еще раз дотронется до него.

– Хочешь выпить, дружок? – неожиданно дружелюбно спросил метрдотель, потряхивая бутылкой водки.


Еще от автора Нина А Строгая
В аду

«…И вновь и вновь Кестер пытался заглянуть в ее глаза. В глаза сидящей напротив и склонившей на грудь себе голову Анны, а после, по старой привычке, погружался под воду, захлебывался отданным телом ее – вкусным, пряно-соленым красным. Выныривая же, запивал тот сок таким же красным – сладким, крепленым. И тут же с прежнею нежною страстью бросался целовать свою любимую, свою невесту, и тут же вновь старался посмотреть в ее не ее, пустые, мертвые глаза».


Рекомендуем почитать
Настоящая любовь / Грязная морковь

У Алексея А. Шепелёва репутация писателя-радикала, маргинала, автора шокирующих стихов и прозы. Отчасти она помогает автору – у него есть свой круг читателей и почитателей. Но в основном вредит: не открывая книг Шепелёва, многие отмахиваются: «Не люблю маргиналов». Смею утверждать, что репутация неверна. Он настоящий русский писатель той ветви, какую породил Гоголь, а продолжил Достоевский, Леонид Андреев, Булгаков, Мамлеев… Шепелёв этакий авангардист-реалист. Редкое, но очень ценное сочетание.


Остров традиции

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Первое поручение

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


Джаз

В свое время Максим Горький и Михаил Кольцов задумали книгу «День мира». Дата была выбрана произвольно. На призыв Горького и Кольцова откликнулись журналисты, писатели, общественные деятели и рядовые граждане со всех континентов. Одна только первая партия материалов, поступившая из Англии, весила 96 килограммов. В итоге коллективным разумом и талантом был создан «портрет планеты», документально запечатлевший один день жизни мира. С тех пор принято считать, что 27 сентября 1935 года – единственный день в истории человечества, про который известно абсолютно все (впрочем, впоследствии увидели свет два аналога – в 1960-м и 1986-м).Илья Бояшов решился в одиночку повторить этот немыслимый подвиг.


Перо радужной птицы

История о жизни, о Вере, о любви и немножко о Чуде. Если вы его ждёте, оно обязательно придёт! Вернее, прилетит - на волшебных радужных крыльях. Потому что бывает и такая работа - делать людей счастливыми. И ведь получается!:)Обложка Тани AnSa.Текст не полностью.


Полигон. Знаки судьбы

Автор книги – полковник Советской армии в отставке, танкист-испытатель, аналитик, начальник отдела Научно-исследовательского института военно-технической информации (ЦИВТИ). Часть рассказов основана на реальных событиях периода работы автора испытателем на танковом полигоне. Часть рассказов – просто семейные истории.