В зеркале - [2]

Что я должен был сделать? Что я мог сделать? Кто поверил бы моей истории — Нейл? Или сама девушка?

Всю неделю, что я провел там, у меня не выходило из головы увиденное и пережитое. Но к этому примешивалось еще одно обстоятельство — я страстно влюбился в Сильвию.

Я любил ее больше всего на свете. И это в известной мере меня связывало. Однако, если ничего не сказать, Сильвия выйдет замуж за Чарльза Кравлея. И тот убьет ее. Страшное предчувствие мучило меня.

Наконец, за день до отъезда, я решился поведать ей все. Я сказал, что она может посчитать меня немного тронутым или что-то в этом роде, но я торжественно клянусь, что видел эту сцену именно так, как рассказал о ней, и что, поскольку Сильвия решила выйти замуж за Кравлея, ей необходимо знать о моем странном видении.

Она выслушала молча. Глаза ее выражали нечто необъяснимое. Нет, она не рассердилась. Когда я закончил свой монолог, она сдержанно поблагодарила. Я же повторял и повторял, как идиот: «Честное слово, все так и было, честное слово». Она ответила: «Да, да, я уверена, что ты в самом деле видел все то, о чем говоришь. Я верю тебе…»

Словом, я так и уехал, не зная, правильно ли поступил, или совершил глупость. А неделей позже Сильвия разорвала помолвку с Чарльзом.

Вскоре началась война. Она оттеснила все прежние мысли. Один или два раза судьба предоставила мне возможность повидать Сильвию, но я уклонился от встречи.

Я любил ее, любил с прежней страстью, но, по моему разумению, это была бы нечестная игра — ведь именно из-за меня Сильвия порвала с Кравлеем. Я не переставал себе повторять, что должен держаться с ней как можно более бесстрастно.

Нейл погиб в 1916 году, и на мою долю выпала скорбная миссия сообщить Сильвии о его последних минутах. Теперь мы оба не могли себе ничего позволить — Сильвия очень любила брата, а для меня Нейл навсегда остался лучшим другом. Она была прелестна в своем горе. С большим трудом я заставлял себя молчать и уехал, мечтая о том, чтобы шальная пуля скорее покончила со всем этим. Жизнь без Сильвии теряла для меня всякий смысл.

Но пули меня обходили. Правда, одна задела щеку возле правого уха, а другая　срикошетила от табакерки, которая находилась в кармане, но я остался невредим.

Чарльз Кравлей погиб в начале 1918 года. Это несколько меняло обстоятельства. Вернувшись в Англию осенью 1918 года, в момент перемирия, я сразу увидел Сильвию и признался ей в любви, не питая надежд на то, что она тоже полюбит меня. И когда Сильвия спросила, отчего я не говорил ей об этом раньше, был просто потрясен, пролепетав в ответ что-то насчет Кравлея. «Ты считаешь, что с этим покончено?» — промолвила Сильвия. И сама призналась, что, так же, как и я, давно в меня влюблена — с первого взгляда. Я ей ответил, что думал, будто она разорвала свою помолвку из-за меня, из-за той самой истории, и считал себя виноватым. Она засмеялась и сказала, что, если женщина действительно любит, ее ничто никогда не остановит, не испугает. Мы еще раз поговорили о том моем странном видении и пришли к выводу, что все это не более, чем удивительный случай.

Прошло время. Мы с Сильвией поженились и были счастливы. Однако очень скоро я понял, что не создан для того, чтобы стать образцовым мужем. Я безумно любил Сильвию, но страшно ревновал ее. Ревновал до абсурда. Сначала это ее просто смешило, быть может, развлекало. А скорее всего даже нравилось — ведь это доказывало силу моей любви.

Что касается меня, я прекрасно понимал, что был не только смешон, но и подвергал опасности счастье и мир в нашей семье. Хорошо сознавая это, я ничего не мог с собой поделать. Если Сильвия получала письмо и не показывала мне, я мучительно допытывался, от кого оно. Когда она смеялась, разговаривая с мужчинами — кто бы это ни был, — я мрачнел и настораживался.

Как я уже сказал, вначале Сильвия лишь посмеивалась надо мной, ей казалось это забавным. Затем это перестало забавлять ее. И, наконец, совсем отдалило от меня. Сильвия стала скрытной, все реже делилась со мной своими мыслями. И хоть по-прежнему была нежна, тень печали все больше и больше разъединяла нас. Я понял — она уже не любит меня так, как раньше. И это именно я, я сам убил в ней любовь.

Как раз в это время и появился Дэрев Вайнврайт. В нем счастливо сочеталось все, чего очень не хватало мне. Он был блестяще остроумен, уверен в себе и держался превосходно. «Вот мужчина, который создан для Сильвии», — не без горечи признался я себе.

Она боролась со своим чувством, и я это знал… Но ничем не захотел помочь. Не смог помочь. Я пребывал в мрачном состоянии духа, страдая несказанно, но даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти то, что рушилось в нашей жизни. Я не только ничем не помог, а даже ухудшил ситуацию, когда однажды, поссорившись с Сильвией, наговорил ей много обидного. Я сходил с ума от ревности и боли. Все высказанное мною сгоряча было грубым и несправедливым, и я сам испытал жестокое, болезненное наслаждение от этих слов. Сильвия покраснела, отступила. Я довел ее терпение до предела. Помню, она прошептала: «Больше так продолжаться не может…»

Вернувшись тем же вечером домой, я не застал ее. Дом был пуст. Пуст… Сильвия оставила мне лишь записку, где поистине в старом классическом стиле написала, что уходит от меня навсегда. И что теперь отправляется в Бадгеворти, где проведет один или два дня. А затем уедет с человеком, который любит ее и которому она необходима. Она просила расценивать это как конец нашим отношениям.