В Зарницах - [14]
Всего год не были в этих местах, но какие перемены! Тигинцы заканчивают электростанцию — новенькие столбы бережно несут провод в каждую деревню. Через реку Чужгу построен новый мост; на перилах медовыми каплями искрится смола… А вот и Большая Елань. Справа то блеснёт зеркальце воды, то опять скроется — это извивается река Тавенга. Слева показалась более широкая река, Вожега. По холмистым берегам обеих рек расположилось восемь деревень — колхоз «Искра». Подъезжаем к знакомому дому…
— Так и знал, что это вы едете! — радостно кричит Макар Иванович, подбегая к машине. — Ведь целую неделю жду… Ну хорошо, что приехали! А дичи-то в этом году тьма-тьмущая! Весной я вас часто вспоминал. Эх, и тока были за Овсяной полянкой, аж лес шумел!.. Бывало, выйду вот на крыльцо утром пораньше и всё слушаю, слушаю, а иной раз и сам запою.
Просторная изба чисто убрана, полы намыты до желтизны, постланы самодельные дорожки. На стене на видном месте — грамота за хорошую работу, обрамлённая с боков глухариными крыльями, а сверху — хвостом тетерева.
Как всегда, на столе скоро зашумел самовар. Хорошо с дороги выпить крепкого чаю! Сидим за столом, ведём самый обычный разговор: про дичь, про рыбу, про уборку картофеля, которая затянулась из-за плохой погоды.
В это время бойко хлопнула калитка. Кто-то мелькнул перед окнами. Два прыжка по лестнице, топот босых ног по коридору… Распахнулась дверь, и на пороге появился внук Макара Ивановича — Серёжа.
Мы невольно бросились к нему навстречу. Каждому из нас хотелось первому потискать Серёжу. Ведь не виделись целый год!
Максим Петрович достал из рюкзака никелированный горн и набор блёсен для ловли рыбы.
— Вот, Серёжа, это подарок от нас вашему отряду за хорошую учёбу и работу. Так и передай ребятам.
Серёжа смущённо и взволнованно принял подарки, а потом как вихрь вылетел из комнаты и, блестя на солнце горном, побежал к картофельному полю.
А вечером, когда северное сентябрьское солнце неохотно прощалось с уходящим днём, в деревню под звуки горна возвращался с поля пионерский отряд.
На скотном дворе переполох. Шумят ребята. Слышатся их раздражённые голоса.
В чём дело? Ведь они только что шли туда с весёлыми песнями. Каждый из них нёс в кармане лакомство своей любимице: кто хлеб с солью, кто кусочек сахара, а Серёжа — большой турнепс.
Вот они шумной ватагой бегут к нашему дому. На их лицах удивление, испуг и тревога.
— Что там случилось-то? Эй вы, щеглы белоголовые! — кричит Макар Иванович, по пояс высунувшись в открытое окно.
— Да как же, дядя…
— Макар Иванович!
— Никогда этого не было…
— Чего смотрели пастухи?
— А ну, идите сюда ближе! Да говорите толком, кто-нибудь один, а то разжужжались, как шмели! Ну, говори, Серёжа. Да, никак, ты плачешь?
— Дедушка, Отрада не вернулась со стадом! — еле сдерживая всхлипывания, отвечает Серёжа.
— Она всегда впереди всех с пастбища возвращается!
— Наверное, в трясине завязла.
— А может, медведь задрал! — кричат, перебивая друг друга, ребята.
— Отрада не вернулась? — Лицо Макара Ивановича приняло озабоченный вид. — А где паслось стадо?
— За Сырями! — хором отвечают ребята.
— А пастух где?
— Пастух ещё не возвращался. Подпасок передал, что он остался в лесу искать Отраду.
— Ну, вот что, ребята, слезами делу не поможешь. Подождём пастуха — возможно, он её найдёт и пригонит. Всё равно теперь идти искать поздно: пока дойдём до леса — будет темно.
— Отрада не вернулась… Это корова умная и сильная, — как бы про себя, говорит Макар Иванович. — На сук напоролась или ногу повредила — это ещё полбеды. Боюсь, не попала ли она в медвежьи когти. И Отрады жалко, и ребят жалко… Ведь эти озорники, — обращаясь к нам, говорит старик, и довольная улыбка пробегает по его лицу, — взяли шефство ещё над телятами, а теперь это лучшие коровы нашей фермы. Их доярки так и называют: «Пионерки». Сколько трудов на них положили ребята! Ведь дня не пройдёт, чтобы они не были на скотном дворе. И вымоют их, и вычистят, и стойло уберут, и проверят, правильно ли и вовремя ли их накормили. Ведь вот, как из школы придут, так сразу и бегут на ферму. Смотришь на них, и ещё больше жить хочется. Эх, прожить бы ещё годков десять — пятнадцать!
— Что вы, Макар Иванович, вам ещё жить да жить! — отвечаю я.
— Да я ещё ничего, силу чувствую, только вот глаза сдали. Взять, к примеру, сегодня: ведь тетерев-то из-под ног поднялся, а я раз-раз — и мимо! Перезаряжаю ружьё, а сам думаю: «Ты ли это, Макар?» Но, правда, по сидячей ещё промаха не даю.
Вслед за ребятами прибежали две доярки. И вот хлопочут, вот хлопочут — расшумелись не меньше ребят. Они твёрдо решили, что Отрада попала к медведю. Доводов, какие им приводил Макар Иванович, и слушать не хотят. А одна из них, что помоложе — Дарьей звать, не особенно дружелюбно посмотрела на нас и как бы в сторону кому-то говорит:
— Ходят вот, птичек стреляют, а нет, чтобы делом занялись да медведя убили! А то прошлое лето Звёздочку задрал, теперь вот Отраду…
— Ну ты, Дарья, не вводи меня во грех! Медведя убить — не корову подоить! — строго сказал Макар Иванович. — Попадётся — не помилуем, а с Отрадой ещё неизвестно что.
