В воздухе "илы" - [15]

- Мне скоро будет девятнадцать. Конечно, не женат. - Все заулыбались. Еще что вас интересует?

- Какую школу вы кончили? - спросил Виниченко.

Да, конечно, его волновал сейчас один вопрос - как я летаю? И что бы я ни говорил, будет волновать его, пока он не сделает со мной несколько полетов. Только уверовав в меня, он успокоится.

- Пермскую авиационную школу пилотов-штурмовиков, - ответил я, сделав ударение на последнем слове. И чтобы успокоить его, добавил: - С отличием.

Он опустил глаза и снял шлемофон. Светлые волосы, подстриженные "под бобрик", торчали дыбом и были мокры. Больше Вася ничего не спрашивал... Он попал в стрелки из пехоты, после легкого ранения.

- Ну, если больше вопросов сейчас нет, давайте знакомиться с нашим "Илюшей", - сказал я и вместе с механиком начал осматривать самолет.

Как бы ни делали одинаково самолеты, все равно в полете каждый из них имел свои особенности. Поэтому прежде чем подняться в воздух, надо было познакомиться с ним на земле, если есть такая возможность. А у нас она была. За механиком закрепили этот самолет недели две назад, так что он уже успел с ним хорошо познакомиться. И сейчас он показывал мне все: и планер, и шасси, и мотор, давая соответствующие пояснения о ресурсах и выработанных часах.

Самолет нам достался не новый, но мы все его очень полюбили и считали, что лучше нашей машины нет. Для этого, правда, были некоторые основания. Больше года заводы выпускали "илы" с фанерной обшивкой плоскостей. Наш же, хотя и старый, был дюралевый, поэтому, как утверждали техники, он был легче, а это тоже немаловажное качество.

Наше первое знакомство прервал командир эскадрильи капитан Царев, который сообщил, что командир полка разрешил полетать сегодня по кругу для знакомства с матчастью. Я обрадовался такой возможности. Мне не терпелось узнать, как ведет себя в воздухе наш самолет. Как бы между прочим взглянул на стрелка, и мне показалось, что глаза его расширились, а лицо слегка тронула бледность. "Переживает, - подумал я, - не доверяет моей молодости (он был на пять лет старше). Но ничего, скоро это у тебя пройдет, старший сержант!" В этом я не сомневался. И вот мотор уже опробован, матчасть в полном порядке. Механик убрал колодки из-под колес и показал рукой, что путь свободен.

Но прежде чем дать газ, я переключил СПУ на кабину стрелка и спросил:

- Вася, как слышишь меня?

В наушниках раздалось какое-то нечленораздельное урчание, а потом все смолкло. Тогда я сказал:

- Вася, говори четче, я плохо понял. Если готов к полету, то выруливаю.

На этот раз все было понятно:

- Слышу хорошо, к полету готов.

Вырулив в конец просеки, к самым пенькам, я попросил старт.

Взревел мотор, самолет начал разбег, легко поднял хвост и быстро оторвался от земли. В воздухе он оказался послушным - чутко реагировал на малейшее отклонение рулей. У меня еще больше поднялось настроение. После нескольких полетов окончательно убедился, что самолет мне достался хороший. Когда заруливал на стоянку, то встретил потеплевший взгляд своего механика. Несомненно, весь техперсонал наблюдал за нашими полетами. С аэродрома мы шли с Васей вместе. Он был разговорчив и бодр.

Рождение нового экипажа состоялось. А через неделю мы перелетели на новый аэродром, ближе к фронту.

На боевом курсе

Как-то вечером после полетов капитан Царев собрал летный состав и сообщил, что командование объявляет конкурс на лучшую эмблему полка (тогда во многих частях на фюзеляжах самолетов рисовали эмблемы). В 826-м полку, например, на фюзеляжах красовались львы. А у нас не было ничего. Вот и решено было провести конкурс. Шуму по этому поводу было много. Каждый предлагал, кричал, доказывал. Капитан слушал, слушал, а потом ему надоело и он сказал:

- Митинг по этому поводу закрываю, потому что толку от этого ора никакого. Вы лучше нарисуйте и завтра отдадите мне, а там посмотрим.

Это было разумное решение. Споры тотчас улеглись, и каждый стал обдумывать свой вариант эмблемы.

Мы с Костей Шуравиным тоже уединились. Правда, я рисовать не умел совсем. А Костя оказался хорошим художником. Мы обсуждали различные варианты, а Костя их тут же воплощал в рисунках. Уже была целая кипа рисунков, но ему все это почему-то не нравилось.

Утром Костя вручил капитану рисунок: в круге, во весь диаметр, распростер свои могучие крылья орел, в лапах у него извивалась змея.

За два дня было подано много различных рисунков, но командование полка утвердило Костин. Он стал эмблемой нашего 639-го полка. Костя своею рукой нарисовал эту эмблему на фюзеляже своего самолета, потом на машине комзска и по дружбе - на моей. Потом, чтобы упростить дело себе и другим, он целый день выпиливал из фанеры трафарет. И вскоре на всех самолетах полка расправили свои крылья Костины орлы.

К этому времени Шуравин сделал уже четыре боевых вылета. А я - ни одного. Капитан Царев успокаивал меня:

- Не волнуйся, Ладыгин, вот эскадрилья получит задание попроще, полетишь и ты. Следующая очередь твоя, обещаю.

Ну что тут можно было возразить? Уж такова была традиция, что на первый боевой вылет действительно старались послать молодого летчика туда, где меньше было зениток и наименьшая вероятность встретиться с истребителями врага. Это возможно было только потому, что боевые действия наземных войск были пока ограничены.