В волчьей пасти - [36]
— Ты ничего не понимаешь!
Цвейлинг вскочил и сердито зашагал по комнате. Гортензия подбежала к нему и, дернув его за рукав, повернула к себе. Он огрызнулся, но это не произвело на нее никакого впечатления.
— А если это выплывет? Что тогда?
Цвейлинг испуганно посмотрел на Гортензию.
— Что может выплыть?
Она теребила его за рукав, назойливо повторяя:
— А что, если это выплывет?
Цвейлинг угрюмо оттолкнул ее руку, но Гортензия не сдавалась. Когда он хотел пройти мимо нее, она загородила ему дорогу.
— Есть у тебя разум? Или тебя бог обидел? Натворить такое под самый конец! Неужели ты не понимаешь, что ты наделал? Если эта история выплывет, твои же дружки прищелкнут тебя в последнюю минуту.
Потеряв уверенность, Цвейлинг пролаял:
— Так что же мне прикажешь делать?
— Не кричи так, — зашипела Гортензия. — Ты должен отделаться от этого еврейского ублюдка, и чем скорее, тем лучше!
Неподдельный страх Гортензии заразил Цвейлинга. Он вдруг осознал опасность.
— Но как это сделать?
— Мне-то откуда знать? Ведь ты шарфюрер, а не я!
Она сама кричала слишком громко и теперь испуганно смолкла. Разговор вдруг пресекся.
Гортензия наклонилась над ящиком и вновь занялась укладкой, с яростью разрывая газетные листы. В продолжение всего вечера супруги не обменялись почти не единым словом.
Цвейлинг искал выхода из положения. Уже лежа в постели, он не переставал ломать себе голову. Вдруг он приподнялся и толкнул жену в спину.
— Гортензия!
Она испуганно села в постели и со сна долго не могла прийти в себя. А Цвейлинг тем временем торжествующе кричал:
— Придумал!
— Что такое?
Цвейлинг включил свет.
— Скорей! Вылезай!
— Ну чего тебе? — дрожа от холода, проворчала Гортензия. Цвейлинг был уже у двери и повелительно рычал:
— Скорей же! Иди!
Сейчас это был шарфюрер, и Гортензия боялась его. Она вылезла из теплой постели, надела поверх тонкой ночной сорочки капот и пошла за Цвейлингом в столовую, где тот принялся ворошить содержимое одного из ящиков буфета.
— Где бумага, мне надо написать…
Гортензия оттолкнула его в сторону и сама стала рыться в ящике, где и без того был ералаш.
— На, держи!
Она подала Цвейлингу старый пригласительный билет от Объединения женщин-нацисток, но Цвейлинг яростно швырнул его обратно в ящик.
— Ты с ума спятила? — Он оглядел комнату. На одном из стульев лежал пакет. Цвейлинг оторвал кусок от обертки. — Это подойдет. — И положив клочок бумаги на стол, он грубо скомандовал — Карандаш, живо! Садись сюда, будешь писать..
Войдя в раж, он нетерпеливо скреб щеку.
— Ну, как это пишется?
— Я еще не знаю, чего ты хочешь, — буркнула Гортензия, садясь с карандашом за стол.
— Пиши! — прикрикнул на нее Цвейлинг, но как только жена коснулась карандашом бумаги, удержал ее руку. — Не так! Печатными буквами! Должно выглядеть так, будто писал заключенный.
Гортензия с возмущением бросила карандаш.
— Ну, знаешь ли…
— Чепуха! Пиши! — Он опять почесал щеку и начал диктовать — Капо Гефель и поляк Кропинский спрятали в вещевой камере еврейского ребенка, а гауптшарфюрер Цвейлинг ничего об этом не знает.
Гортензия жирными печатными буквами выписывала это на бумаге. Цвейлинг задумался. Нет, не то!
Он оторвал от обертки еще клочок и сунул его Гортензии.
— Гефель из вещевой камеры и поляк Кропинский хотят насолить гауптшарфюреру Цвейлингу. Они спрятали в вещевом складе, в правом дальнем углу, еврейского ребенка.
Цвейлинг, стоя за спиной Гортензии, заглянул ей через плечо.
— Так будет лучше. А теперь подпишись: заключенный из вещевой камеры.
Еще не кончив выводить буквы, Гортензия спросила:
— Что ты сделаешь с этой запиской?
Цвейлинг с довольным видом потер руки.
— Незаметно подсуну ее Рейнеботу.
— Ну и мошенник же ты! — презрительно сказала Гортензия.
Цвейлинг счел это за одобрение. Тугие груди Гортензии под тонкой ночной сорочкой дразнили его взгляд.
На другой день Пиппиг сразу же после утренней переклички помчался в лазарет. Здесь в амбулатории он застал Кёна.
— Послушай, мне нужна резиновая грелка!
— Зачем тебе? — Кён удивленно посмотрел на Пиппига, запыхавшегося от быстрого бега, и отрицательно покачал головой. — У нас их очень мало.
— Я сейчас же принесу обратно.
Пиппиг продолжал клянчить, и потребовалось все его красноречие, чтобы выманить у недоверчивого Кёна одну из драгоценных грелок. После этого Пиппиг бросился назад в вещевую камеру и попросил Кропинского привязать ему грелку к животу. Захватив тюк из приготовленных Кропинский шинелей, он покинул вещевую камеру и, пройдя апельплац, приблизился к воротам. Здесь он объяснил, куда идет. Эсэсовец за окошком равнодушно выписал пропуск. Дежурный блокфюрер оглядел Пиппига.
— Куда ты тащишь этот хлам?
Готовый к любым вопросам и всяким неожиданным препятствиям, Пиппинг четко повернулся правым плечом вперед, хорошо зная, что военная выправка, которой эсэсовцы придают особое значение, может служить самым лучшим пропуском.
— Несу отборные шерстяные вещи для ремонта в швальню СС! — отчеканил он, делая ударение на слове «шерстяные», особенно благозвучном для уха блокфюрера. Как-никак, война шла уже пятый год…
Пиппиг охотно дал блокфюреру осмотреть шинели. Правдоподобное объяснение и отличное качество вещей не давали повода придраться к заключенному. Легким кивком блокфюрер отпустил Пиппига.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Созданный на территории оккупированной Сербии Русский охранный корпус Вермахта до сих пор остается малоизученной страницей истории Второй мировой войны на Балканском театре. Несмотря на то, что он являлся уникальным прецедентом создания властями Германии обособленного формирования из русских эмигрантов, российские и зарубежные историки уделяют крайне мало внимания данной теме. Книга Андрея Самцевича является первым отечественным исследованием, рассматривающим данный вопрос. В ней, на основе ранее неизвестных документов, подробно рассмотрены обстоятельства развертывания и комплектования формирования на различных этапах его истории, ведения им боевых действий против повстанцев и регулярных вооруженных сил противников Германии на территории Сербии и Хорватии и проведения его военнослужащими многочисленных карательных акций в отношении местного населения.
Читатель! Эта книга расскажет тебе, как сражались советские люди, защищая родную землю, великий город Ленина, как первые гвардейцы Красной Армии в сложнейших условиях варварского нашествия научились успешно управлять огнем нового и необычного для тех времен реактивного оружия. Из ярких эпизодов тяжелых боев с фашизмом и массового героизма защитников Ленинграда ты поймешь, почему наш народ столь грозное оружие ласково окрестил девичьим именем — Катюша.
Роман известного венгерского интернационалиста воскрешает славные страницы революционного прошлого советского и венгерского народов.На документальном материале автор раскрывает судьбы героев романа, показывает, как на полях сражений гражданской войны в СССР воспитывались кадры будущего коммунистического движения в Венгрии, как венгерские интернационалисты приобретали в Советской России опыт революционной борьбы, который так пригодился им в период установления народной власти в своей стране.Книга рассчитана на массового читателя.
Повесть «Лётчица, или Открытие молчавшей легенды» о том, как в 1944 г. в сумятице немецкого отступления встретились советская летчица Люба и немецкий ефрейтор «рыжий увалень» Бенно Хельригель. Щемящая, пронзительная история военной встречи продолжается спустя почти тридцать лет в Москве, куда Бенно приезжает на похороны Любы.
Война всегда остается войной - страшным, противоестественным стечением обстоятельств, ломающих судьбы людей. Это всегда испытание для человека - сможет ли он остаться самим собой, несмотря на ужас происходящего. Повесть сирийского писателя Али Окли Орсана "Голанские высоты" рассказывает о войне, которая уже несколько десятилетий нарушает спокойное течение жизни на Ближнем Востоке.