В волчьей пасти - [131]
— Ты, кажется, считаешь свою взбалмошность мужеством? — сказал Швааль, подходя к Клуттигу. Имея за спиной союзников, он держался храбро. — Я рад, что воздушная тревога нас задержала… Господа, я только что получил самые свежие донесения. В Тюрингенском лесу гарнизоны наших многочисленных опорных точек борются с превосходящими силами противника. Самолеты штурмовой авиации разнесли на веймарском вокзале транспортные поезда. Ну, как по-вашему? Что теперь?
— Что теперь? — как эхо отозвался Клуттиг. — Теперь лагерная сволочь сидит на нас, как вши на шкуре!
Швааль покачал головой.
— Как-никак, эти вши — мое лучшее алиби. — И разведя руками, обратился к присутствующим — Мы человечны, господа! Не правда ли?
— Ты трусливый пес. Прищелкнуть тебя надо!
Клуттиг выхватил из кармана пистолет. Камлот бросился между Клуттигом и Шваалем и ударил Клуттига по руке. Клуттиг пыхтел, глаза его за толстыми стеклами то вспыхивали, то гасли. Он быстро сунул пистолет назад в карман и прежде, чем другие опомнились, выскочил за дверь.
— Ну, только этого нам не хватало! — вздохнул Вейзанг.
Швааль, снова превратившись в начальника лагеря, начал свою обычную прогулку вокруг стола.
— Господа, это последняя ночь. Приготовимся к завтрашнему утру.
Клуттиг гнал машину с затемненными фарами к поселку. Перед домом Цвейлинга он остановился. Гортензия вышла в пальто, накинутом поверх ночной сорочки.
— Ваш багаж, — прошипел Клуттиг и мимо нее прошел в дом.
Цвейлинг стоял у стола и укладывал чемодан.
— Кончай, живо! — властно крикнул Клуттиг пораженному хозяину дома. — Где багаж?
Гортензия поняла Клуттига скорее, чем ее муж.
— Вот он стоит. Я быстро что-нибудь надену.
Она исчезла в спальне.
— Живо на улицу!
Цвейлинг, все еще ошеломленный, только моргал, а Клуттиг тем временем уже схватил ящик с посудой.
— Живо, живо, берись вот здесь!
Они подтащили ящик к машине. Гортензия вынесла еще один чемодан. Клуттиг отослал Цвейлинга обратно в дом.
— Через десять минут я буду здесь и захвачу вас.
Он помог Гортензии сесть в машину.
Круто затормозив перед своим домом, Клуттиг бросился внутрь, вынес два чемодана и уложил их в багажник машины.
— Надо спешить, садись! — торопил он.
— А Цвейлинг?
Клуттиг вскочил в машину и судорожно завел мотор.
— Плюнь на него! Ну, что еще?
Гортензия быстро села в машину и захлопнула дверцу. Клуттигу хотелось рассмеяться, но он только крякнул. Притянув к себе женщину, он жадно облапил ее.
— Ну, так-то! — прохрипел он. — А то как же?
Гортензия не противилась.
Клуттиг разом сбросил с себя похоть, толкнул женщину назад на сиденье, включил сцепление и дал газ.
За одним из столиков казино вместе с Мейсгейером и Брауэром пьянствовал Мандрил. Пьяная орда блокфюреров и командофюреров подчищала остатки припасов: они хватали с полок бутылки и подставляли пивные кружки под краны, пока оттуда что-нибудь еще текло. Кутеж шел вовсю. Эсэсовцы буянили и орали. Мейсгейер и Брауэр, хмельные не менее других поносили трусливого начальника лагеря и Камлота, который ползал перед ним на четвереньках. Прыщавая физиономия тощего Мейсгейера посерела. Он сдавленным голосом болтал:
— Все они зады собачьи! Была бы моя власть, здесь ни один не остался бы в живых. Завтра надо убираться, а может, уже и сегодня ночью.
Здоровенный Брауэр с ревом брякнул бутылкой о стол.
— Говорю тебе, завтра получишь от тюремного душегуба приказ опорожнить карцер. Лети, пташка, лети!..
Глаза у Мандрила осовели, но он держался прямо.
— Что у меня в карцере, то мое.
— Браво! — крикнул Мейсгейер. — Мандрил, ты молодчина! Молодчина, да какой еще! Мы все тебя боялись. Молодчина!
Руки Мандрила лежали на столе, как две колоды.
— Что у меня в карцере, того я никому не отдам. Ни Шваалю и никому другому.
Мейсгейер ткнул Мандрила кулаком и жестом изобразил, как сворачивают шею.
— Справишься?
Брауэр нагнулся вперед с видом сообщника:
— Завтра?
Мандрил покосился на него.
— Сейчас! — Он грубо притянул Брауэра к себе. — Трезвым надо быть для таких дел.
Брауэр кивнул.
— Я совсем трезвый.
Мейсгейер сдвинул фуражку на затылок. Мандрил встал.
Ферсте услышал, что они приближаются. Он вскочил с нар, на которых лежал одетый, и прижался ухом к двери своей камеры.
Мейсгейер вытащил пистолет. Мандрил сунул оружие обратно ему в карман.
— В карцере не стреляют.
Вместе со спутниками он вошел в свою комнату. Вынув из ящика тяжелый гаечный ключ и толстый четырехгранный брусок, он роздал их своим приятелям.
— Я не могу видеть кровь, — с тусклой усмешкой сказал он.
Они прошли по коридору и отперли одну из камер.
Ферсте стоял за своей дверью, опираясь о косяк, раскинув руки, как распятый, и прислушивался, отрывисто дыша.
Четверо находившихся в камере заключенных вскочили, как только отворилась дверь. В призрачном свете синей лампочки они увидели Мандрила и двух шарфюреров.
Брауэр и Мейсгейер сбили с ног двух заключенных, а двое других, не успев понять, что происходит, тоже упали под увесистыми ударами шарфюреров. Эсэсовцы продолжали свое дело до тех пор, пока не стихло последнее хрипение. Обитатели других камер слышали топот, кряхтение, стоны. Один из сидевших рядом с пятой камерой вдруг поднял отчаянный крик. Он звучал неестественно резко и пронзительно. Кто-то другой подхватил этот крик.
В книге активный участник Великой Отечественной войны, ветеран Военно-Морского Флота контр-адмирал в отставке Михаил Павлович Бочкарев рассказывает о суровых годах войны, огонь которой опалил его в битве под Москвой и боях в Заполярье, на Северном флоте. Рассказывая о послевоенном времени, автор повествует о своей флотской службе, которую он завершил на Черноморском флоте в должности заместителя командующего ЧФ — начальника тыла флота. В настоящее время МЛ. Бочкарев возглавляет совет ветеранов-защитников Москвы (г.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.