В волчьей пасти - [118]

— Бегом! Бегом! Побежите вы или нет?!

Ногам некуда было ступить, да и силы иссякли, и только подпрыгивавшие головы показывали, что заключенные пытаются перейти на беглый шаг. Над колышащейся массой гудели самолеты, на головы заключенных обрушивались дубинки, жалкие обмотки болтались на их босых кровоточащих ногах. Грубые деревянные башмаки во время долгого перехода были либо утеряны, либо брошены. Гул бомбардировщиков и рев шарфюреров сливались в зловещий концерт.

— Бегом! Бегом!

И осатаневшие шарфюреры снова набрасывались на людей.

Трещали выстрелы, раненые и вконец обессиленные люди падали в грязь, конвоиры оттаскивали их на обочину и там бросали.

— Бегом! Бегом!

Удары, выстрелы, крики, стоны, кровь, пыль, бегущие ноги, подпрыгивающие головы… Кто готов был упасть, того подхватывали бегущие, тащили за собой. Кто попадал под тысяченогую толпу, того растаптывали.

От Веймара до лагеря было девять километров. Крестьяне, встретив колонну, боязливо сторонились. Неожиданно подъехали на велосипедах два полицейских, один из них стал выговаривать шарфюрерам:

— Вы убиваете людей и оставляете их на дороге. Когда придут американцы, отвечать придется нам.

— Заткнись! Это наше дело. Проваливай!

До лагеря оставалось еще восемь километров. Дорога пошла в гору.

— Бегом! Бегом!

— Я больше не могу, я больше не могу…

— Держись, товарищ, возьми себя в руки, скоро дойдем…

Еще час мучений и начался лес. Дорога становилась все круче, все громче стонали усталые люди, а эсэсовцы, не унимаясь, продолжали их хлестать.

Раздались выстрелы — один, другой, третий…

Люди уже не могли бежать, они плелись, шатаясь. Колонна удлинилась, ногам стало больше простора. Опустив головы, покачиваясь и спотыкаясь, заключенные тащились вперед… Вот кто-то оступился и вскинул руки, словно умоляя защитить его.

— Не отставать, падаль! Кто отставал — умирал…

— О господи, не дай мне отстать!..

Ослабевший человек из последних сил пытался встать, но эсэсовец уже тащил его на обочину. Несчастный хотел было двигаться дальше на четвереньках. Однако шарфюрер, шагнув к нему, навел пистолет.

— Собака проклятая!

Щелкнул выстрел, второй! Дорога все поднималась в гору.

Веймар остался далеко позади. Все уже чувствовали, что лагерь близко. Колонна прошла мимо белых, как известка, щитов с черной надписью: «Внимание! Район комендатуры» — и символом в виде черепа и двух скрещенных костей.

Впереди колонны шагало начальство. Вдруг эсэсовцы остановились, озадаченные. Остановилась и вся колонна.

Перед ними стояли четверо заключенных в касках, с противогазами и перевязочными ящиками.

— Кто вы такие?

Заключенные стали по стойке «смирно», отрапортовали:

— Санитарная команда. По приказу начальника лагеря обязаны при воздушной тревоге находиться за наружной цепью сторожевых постов.

Эсэсовцы весело переглянулись.

— Чего тут только не увидишь! Эй, вы, смешные вороны, далеко ли еще до лагеря?

— Еще десять минут, унтерштурмфюрер!

Взмах руки, и колонна вновь поползла — мимо противоосколочных щелей и стрелковых ячеек, где сидели часовые трехрядной цепи.

В это время взвыла сирена, но вскоре у нее как бы не хватило дыхания, и звук заглох: отбой. У шлагбаума зашевелилась стража. Часовые вылезли из защитных щелей. Подошли начальники колонны.

— Сколько этого сброда мы привели? Мы и сами толком не знаем. Может, три с половиной тысячи, а может, всего три. Разве известно, сколько околело в пути? Уже больше недели, как мы на ногах. Мы ведем их из Ордруфа, из Мюльгаузена, из Берльштедта и Абдероде.

Четверо санитаров быстро зашагали по подъездной дороге в лагерь. Встретившись с другими товарищами из команды, они промаршировали к воротам. Мимо них промчался на мотоцикле Рейнебот — кто-то из стражи вызвал его по телефону.

Лагерь после отбоя ожил. Повсюду заключенные собирались перед бараками. Словно кто-то, сунув палку в муравейник, разворошил его.

«Куда нас погонят?» — «Мы не выйдем из лагеря». — «Но если мы будем противиться, они расстреляют весь лагерь». — «Говорят, Швааль уже затребовал бомбардировщики с аэродрома Нора!» — «Брось болтать чепуху, дурень; если остались еще самолеты, они нужны на фронте». — «А если нас забросают газовыми бомбами?» — «Вздор! Это опасно для них самих».

Тем временем от барака к бараку бегали связные, посылаемые членами ИЛКа, и инструктировали руководителей групп Сопротивления. Те в свою очередь помогали заключенным разобраться в обстановке.

— Мы должны оттягивать эвакуацию. Американцы в любой день могут оказаться здесь. Есть сведения, что они уже под Эйзенахом и Мейнингеном.

Снова Рейнебот примчался в лагерь. Снова толпу изнуренных людей погнали к воротам. Снова Рейнебот прокричал в микрофон:

— Все старосты блоков и лагерная охрана — к воротам!

Снова всполошили всех эти слова. Что случилось? Старосты бросились в канцелярию. И опять из ворот начала извергаться в лагерь бурлящая масса.

— Пес меня ешь, с меня довольно! — выругался Клуттиг, глядя на валившую валом толпу.

— Ты хочешь, чтобы справлялся я один? — крикнул ему в ответ Рейнебот. — А ведь я всего лишь комендант. Как-никак, это твоя служебная обязанность…

— Моя обязанность? Я только второй помощник начальника. Пусть хлопочет Вейзанг. Он лакает у Швааля столько, что ему уже в глотку не лезет!