В Венеции - [53]

— Как тебя зовут, дитя мое? — спросила донна Флоринда, в то время как ее спутница молчала от удивления. — Мы тебе очень благодарны за твою готовность оказать нам услугу в такой тяжелый для нас момент… Как твое имя?

— Джельсомина, — ответила скромно девушка. — Я единственная дочь тюремного смотрителя; я видела, как вы бежали по набережной, скрываясь от далматинцев, с одной стороны, и от толпы — с другой, и я подумала, что в такую минуту и тюрьма может вам показаться на время желанным убежищем.

— Твоя доброта не обманула тебя. Не можешь ли ты проводить нас в какое-нибудь менее людное место?

— Не беспокойтесь, сударыня, вы здесь в совершенной безопасности, — сказала Джельсомина, проводя их коридором в квартиру своего отца, откуда она увидела их бежавшими в испуге по набережной. — Сюда никто не входит, кроме меня и моего отца, да и он мало бывает дома, занятый по службе.

— Но у вас есть прислуга?

— Никого, сударыня. Дочери тюремного смотрителя приходится делать все самой.

— Ты нам окажешь большую услугу, — сказала донна Флоринда, — если примешь меры, чтобы нас никто не увидел. Я знаю, что мы тебя этим сильно затрудняем, но ты будешь вознаграждена за все. Вот тебе деньги.

Джельсомина ничего не ответила. Она остановилась, и ее обыкновенно бледные щеки покрылись ярким румянцем.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала донна Флоринда, пряча кошелек. — Ты должна быть снисходительна, видя наш страх.

— Я понимаю ваше опасение и приму все меры, чтобы скрыть ваше присутствие.

Джельсомина вышла, оставив донну Виолетту с ее наставницей одних.

— Я не ожидала встретить такую деликатность в тюрьме! — воскликнула донна Виолетта.

— Не всякому слуху можно верить; как во дворце много несправедливости и грубости, так не надо без доказательств осуждать все, что происходит в тюрьме.

Джельсомина скоро вернулась.

— У тебя есть отец, Джельсомина? — спросила патрицианка, взяв за руку молодую девушку.

— Да, я не лишена этого счастья.

— Конечно, это большое счастье, потому что отец не решился бы продать свою дочь из честолюбия или интереса. А мать твоя тоже жива?

— Она давно не встает с постели, сударыня… Ах, я знаю, что мы не были бы здесь, если бы могли рассчитывать на что-нибудь лучшее.

— А знаешь, Джельсомина, ты счастливее меня, несмотря на то, что живешь в тюрьме. У меня нет ни отца, ни матери, — ни… могла бы я, пожалуй, сказать… друзей.

— От вас ли я это слышу?

— Нельзя по наружности судить о вещах, Джельсомина. Ты, может быть, слышала, что от дома Пьеполо осталась только одна молодая девушка, которую отдали под опеку Сената?

— Я редко куда выхожу, сударыня, но все-таки я слышала о богатстве и красоте донны Виолетты. Я надеюсь, что это верно относительно первого, в последнем же я имела возможность убедиться сама.

Дочь Пьеполо покраснела в свою очередь, но это было приятное смущение.

— Да, о сироте говорят с большим снисхождением, хотя ее роковое богатство ничуть не преувеличено. Ведь тебе должно быть известно, что Сенат берет на себя заботу о всех богатых девушках, оставшихся без родителей?

— Нет, я этого не знала… Сенат милостив, если так поступает.

— Ты сейчас по-другому заговоришь, Джельсомина. Ты очень молода и всю свою жизнь была одинока.

— Вы не ошибаетесь, сударыня. Я только и бываю у больной матери или в камере какого-нибудь несчастного заключенного.

Виолетта посмотрела на свою компаньонку с видом, говорящим, что ее надежды оказались напрасными, что им нечего много рассчитывать на помощь такой малоопытной девушки.

— Понимаешь ли ты, что женщине не особенно приятно уступать желаниям Сената, который распоряжается по своему усмотрению и ее чувствами, и ее обязанностями?

Джельсомина подняла на нее глаза, но было видно, что она не поняла этого вопроса. Виолетта посмотрела на донну Флоринду, как бы призывая ее на помощь.

— Наши женские обязанности бывают часто очень тяжелыми, — сказала донна Флоринда, поняв взгляд своей воспитанницы. — Наша привязанность может быть не угодна нашим друзьям… Нам запрещено выбирать самим… Но мы не можем всегда повиноваться.

— Да, да, я слышала, что знатным девицам не дозволяется видеть своего будущего мужа. Это, вероятно, то самое, о чем вы говорите? Этот обычай мне всегда казался несправедливым и даже жестоким.

— Могут ли женщины твоего сословия выбирать себе друзей? — спросила с живостью донна Виолетта.

— Да, мы пользуемся этой свободой, даже в тюрьме.

— Видишь, ты счастливее тех, кто живет в Венеции во дворцах. Я полагаюсь на тебя: ты не выдашь девушку, ставшую жертвой насилия и несправедливости.

Джельсомина подняла руку, как бы желая остановить признание Виолетты, но затем продолжала внимательно слушать ее рассказ.

— Немногие входят сюда, — сказала она, — но я знаю, что есть много неизвестных еще мне средств подслушать тайны, о которых говорят в этих стенах. Идите за мной, я вас провожу в такое место, где при всяком желании никто нас не подслушает.

Девушка провела беглянок в комнату, где она обыкновенно беседовала с Джакопо.

— Вы сказали, синьора, что я неспособна выдать девушку, жертву насилия и несправедливости, и вы не ошиблись, сказав это.