В вечном долгу - [46]

В жарко натопленном кабинете было душно и глухо, но сам Верхорубов зябко потирал белые руки и торопливо, будто хотел согреться, ходил за своим огромным и богато оснащенным всеми принадлежностями столом. Говорил он опять приподнято, торжественно, давил слушателей необычно весомыми словами, будто не было пустых амбаров, будто не усыпали семенным зерном грязь осенних дорог, будто не сидели в Заготзерне счетоводы и не подсчитывали, сколько нужно дать колхозам семян и сколько взять с них осенью возвратных ссуд. Все было. И Мостовой, слушая Верхорубова, не верил ни одному его слову. И не только не верил, а спорил мысленно с ним, сжимая кулаки: «Не туда клонишь, Верхорубов. Если ты хочешь знать, так в интересах родины нам надо сеять не пшеницу, как ты утверждаешь, а рожь. Рожь, коноплю и клевер. Я делом, делом докажу тебе это. Землей докажу».

— Пусть по-боевому загремят на полях все сельскохозяйственные орудия, — с упоением говорил Верхорубов, и по лицу его разливался теплый румянец.

— Ай да председатель! Как Жуков под Берлином, обратай его лешак, — сказал кто-то восхищенным шепотом. Мостовой по какой-то неведомой причине повторил эти слова тихого восторга и нашел, что сказаны они с надежно скрытой усмешкой.

— По доброй русской традиции, товарищи, мы, хлеборобы, каждую осень направляем рапорты изобилия. В них мы рассказываем о наших трудовых победах и достижениях, о наших великих планах на будущее. Руководствуясь этими высокими соображениями, товарищи, райисполком внес соответствующие коррективы в колхозные планы. Все это нашло отражение в проекте постановления, с которым вы ознакомились. Сейчас, товарищи, поступило предложение принять проект в целом. Голосуют члены исполкома. Кто «за»? Кто «против»? Кто воздержался? Единогласно. Планы у нас хорошие — за работу, товарищи, чтобы осенью, слышите, чтобы осенью мы с вами могли сказать: прими, родина, и нашу лепту в восьмимиллиардный урожай. Вопрос исчерпан. Товарищи агрономы колхозов могут быть свободны. Да, товарищи, — остановил Верхорубов шумное движение стульев, — с завтрашнего дня можете получать семенную ссуду. Не откладывайте этого важного мероприятия.

— Дотянули как раз до самого бездорожья, — буркнул сосед Мостового, Виктор Сергеевич Неупокоев, лысый, в очках, агроном колхоза «Авангард».

— Пойдем, Алеша, в чайную, пообедаем и еще поговорим, — цеплялся за рукав Мостового вернувшийся от дверей, где сидел, Степан Деев. В зубах у него уже дымилась папироса. — Ведь ты не сразу же домой, а?

— Погоди, Степан, не до обедов мне. — Высвобождая руку от Деева и не глядя на него, Мостовой тянулся к столу председателя: — Насчет нашего колхоза вы опять, Иван Иванович, поступили неправильно.

Верхорубов, тонко улыбаясь, клонился к сидящему рядом секретарю и что-то говорил ему на ухо. Слов Мостового он, вероятно, не расслышал, но понял, что обращается к нему, и с готовностью переспросил, изобразив на лице внимание:

— Вы ко мне, товарищ Мостовой?

— Я говорю, вы опять «Яровой колос» подсекли.

Выходившие из кабинета остановились, и сразу приникла выжидательная тишина.

— Как прикажете понимать вас, товарищ Мостовой?

— Мы же, товарищ Верхорубов, в объяснительной записке к плану писали четко и ясно. — У Мостового не хватило воздуху, он передохнул, горячась: — Мы вам русским языком писали, что на наших землях, да плюс к тому без удобрений и по весновспашке, пшеница должна уступить место другим культурам: конопле, клеверу, овсу. А осенью большую часть полей надо отдать под рожь. А вы нам опять пшеницу навязываете. Неверно это…

Верхорубов напряженно выпрямился, стоя за столом; губы его сухого рта гневно упали; на воротник белой рубашки легли две тощие складки кожи насупленного подбородка. Он был несказанно раздосадован выходкой агронома-мальчишки, но не мог оборвать его, сознавая, что в своем кабинете, где и без того признается его авторитет, он должен быть вежливым и учтивым.

— Э… товарищ Мостовой. Товарищ Мостовой… — все-таки не вытерпел Верхорубов. — План для вас и для всех нас стал теперь документом, и его придется неукоснительно выполнять. Однако не в этом суть дела. Для нас, слышите, для нас важно другое. Всякий наш план — это прежде всего политическая программа действий. Страна решает сейчас зерновую проблему, и ни о какой конопле или ржи не может быть и речи. Пшеница определяет наш курс. На нее и равнение. Вот так, товарищ агроном. Прошу. Переходим, товарищи, к следующему вопросу: борьба с паводковыми водами…

Оставленный без внимания Мостовой, краснея от стыда и обиды, пошел из кабинета. Выходившие агрономы уступили ему дорогу, но он у самых дверей обернулся и, вдруг посуровевший, но убежденно спокойный, сказал:

— А я все-таки, товарищ Верхорубов, с вами не согласен. Земля должна определять наш курс.

В приемной на Мостового сразу же насел Деев. Пурхаясь в табачном дыму, как снежная куропатка в сумете, он по-братски заботливо укорял его:

— Зачем же это, Алеша? Все тебе надо по-своему…

— Ты-то хоть бы не лез.

— А я и не лезу. Как мне велят, так и делаю. Меньше спроса.

— Нисколько же ты, Степа, не поумнел.