В вечном долгу - [38]
— Нет, Максим, колхоз ваш грузный, и коренника туда надо крепкого, затянутого. Лузанов, я слышал, в армии старшиной был.
— Верно, был.
— Видимо, на нем и остановимся.
Простились торопливо и холодно, понимая, что оба они говорили не о том, о чем бы надо говорить.
Уж поздно вечером, выйдя из райкома, Капустин все думал о Трошине, думал и переживал сложное чувство жалости к нему и неунимающейся злости. Капустин любил Трошина и даже гордился втайне им, как своим выдвиженцем. Трудно пока шли дела в «Яровом колосе», но оттуда меньше всего сыпалось жалоб в многочисленные инстанции, начиная от райкома и кончая «Правдой». Умел Трошин ладить с народом и — по глубокому убеждению Капустина — поставил бы на ноги свой колхоз, пусть не нынче, но через год-другой поставил бы. И вот опрокинул все капустинские надежды и расчеты сам же Трошин: расписался в своем бессилии и увильнул в сторону. Обезоружил он перед Верхорубовым секретаря райкома, и ничего не остается теперь, как согласиться с предриком на «крепкую руку» в Дядлове.
«Вот же узелок какой, — мучился думами Капустин. — И Трошина поймешь, если нет здоровья».
Проходя мимо райисполкома, Капустин увидел свет в кабинете Верхорубова и неосознанно повернул к высокому крыльцу. В длинном коридоре исполкома мыли полы, пахло пылью и холодными помоями. Минуя возле лесенки широкозадую уборщицу, с обнаженными крепкими икрами, перетянутыми чулочными подвязками, Капустин вошел в глухой и жаркий кабинет Верхорубова. Предрика поднял свои холодные в очках глаза на вошедшего и сослепу не сразу узнал его. А когда узнал, обрадовался:
— Садись давай, Александр Тимофеевич.
— Раздеваться не стану. Так зашел, накоротке.
Верхорубов снял очки, прикрыл глаза и тут же остро округлил их:
— Вечером уж вот, слушай, звонит Зубарев из облисполкома: тряхните мельницу, Заготзерно и отгрузите в Калмыкию сорок тонн комбикормов. Нету, говорю ему, Игорь Николаевич. Нету ни горсточки. «Снимите с колхозов. К пятнице не отгрузите — душа вон». Сижу вот, Александр Тимофеевич, обстригаю колхозы. А что делать, слушай? Подстригаю и думаю: узнают председатели — к тебе ринутся с жалобами, за помощью. А что я, себе это беру? Себе, да?
— Я пока об этом не знаю. По крайней мере, до утра. Не все в один день. Ты мне скажи, кого будем рекомендовать в Дядлово?
— Охваткина. Федора Филипповича.
— Дядловцы категорически против него.
— Я его повезу к ним, и изберут. Охваткин стянет им рога, этим дядловцам. И вообще надо положить конец этой дядловской вольнице.
Капустин остро и точно смотрел в глаза Верхорубова, и тот осекся, умолк.
— Гляжу я на тебя, Иван Иванович, и удивляюсь: откуда у тебя эта ослепляющая злость на людей? Откуда? Люди работают, кормят нас с тобой, избирают нас руководить ими, прощают нам многое. Ну зачем же злиться на них? Они, Иван Иванович, отдают от себя порою то, что по праву трудящихся принадлежит только им. Так скажи им хоть раз спасибо. Не можешь сказать спасибо — не чини и зла. Убежден, Иван Иванович, путь наш к счастью — только через добро. Ведь и Советская-то власть родилась из потребности добра. Зачем же мы мажем ей ворота этой проклятой злостью? Вот ушел из председателей Трошин: сдали нервишки у фронтовика. Ну, пусть отдохнет человек. Отдохнет и снова придет к нам. Знаю я его.
— И я его знаю, Александр Тимофеевич, — заговорил вдруг мягким, искренним голосом Верхорубов. — Знаю, что придет. Знаю, что мы простим его. Но сегодня, в пример другим, надо было его наказать по всей строгости. Тут я не вижу ошибки.
— Ошибись лучше, милуя, Иван Иванович.
— Я не злой, Александр Тимофеевич. Не злой. И зла на людей не имею. Но сторонник крепкой руки. Не будь у нас такой руки — не победить бы нам фашистов. Сужу, как командир.
— Сейчас другое время, Иван Иванович!
— Строгость никогда не портила людей.
— Словом так, Иван Иванович. Я высказал тебе то, что думал, и то, что бы хотел от тебя. Если я, как партийный вожак района, являюсь для тебя авторитетом, подумай над моими словами.
— Хорошо, Александр Тимофеевич. Я подумаю. Но и ты имей в виду, что я в своих методах среди членов бюро райкома не одинок.
— Ты — помнится мне — хвалил как-то Лузанова, дядловского кладовщика.
— Хвалил.
— Может, его и порекомендуем дядловцам? Все-таки он ихний.
— Вот это и плохо, что ихний. Приберут они его к рукам. Больно уж он приземленный — сомнут они его, и начнется опять трошинская демократия.
— Ты брось эти словечки, а то и в самом деле посчитаем сторонников на бюро.
— Ну хорошо, Александр Тимофеевич. Я согласен. Лузанов так Лузанов. В конечном итоге моя же кандидатура.
— А теперь хватит. Пошли домой. Сегодня суббота.
— Не могу. Вот-вот должен позвонить Зубарев. Сорока тонн я не наберу, а тридцать пообещаю.
Капустин шел по вымытому и освещенному одной подслеповатой лампочкой коридору, густые, черные тени таились за косяками множества дверей, и от этого пусто и пугливо было в душе секретаря.
XVIII
То, что можно было смолоть за день, сбросили на мельнице. Остальное зерно провезли к колхозному складу в церкви. На высоких, обшитых листовым железом дверях висел огромный, величиной в пудовую гирю, замок. Лука Дмитриевич, с утра ждавший обоза с хлебом, недавно ушел домой и предупредительно написал на ржавом железе мелом: «Скоро буду».
Новый исторический роман лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Ивана Акулова охватывает период с 1904 по 1910 год и посвящен русскому крестьянству.В центре повествования — судьба сибирского крестьянина Семена Огородова, человека ищущего, бескомпромиссного, чуткого к истине и добру, любящего труд и землю, на которой живет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первая часть романа Ивана Акулова «Касьян остудный» вышла в издательстве в 1978 году.В настоящем дополненном издании нашли завершение судьбы героев романа, посвященного жизни сибирской деревни в пору ее крутого перелома на путях социалистического развития.
Иван Акулов родом с Урала, и то знание народной жизни, тот истинно уральский колорит, которые присущи его ранее изданному роману «В вечном долгу», порадуют читателей и в новой книге.Крупно, зримо, полновесным народным словом воспроизводит автор картины артельного труда в повести «Варнак», вошедшей в книгу.В рассказах писателем вылеплены многогранные характеры, его герои бескомпромиссны, чутки к истине и добру.«Земная твердь» — книга жизнеутверждающая, глубоко созвучная нравственным устремлениям наших дней.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.