В тропики за животными - [91]

— Дайте знать, если придет Кейо, и мы тут же вернемся, — попросили мы своих хозяев на прощание.

К толдерии мы подъехали вечером. Вождя на месте не оказалось: он, как нам сказали, ушел на один из своих участков маниока.

— А скорее всего, — шутливо предположил я, — он отправился ловить новых животных.

Индейцы от души рассмеялись и даже, как мне показалось, переоценили мой юмор. Когда они ушли, мы занялись устройством лагеря.

На следующее утро от вождя прибыл посыльный.

— У вождя болячка на ноге, — сообщил он. — Он не может прийти и встретиться с вами.

— Ну, а животные, — спросили мы, — где они?

— Я спрошу у него, — ответил посыльный и устремился обратно.

Поздно вечером появился сам вождь, но мы не заметили, чтобы он хромал.

— Эти сеньоры хотели бы заплатить за животных, — объявил Сэнди. — Где броненосец?

— Он убежал.

— А гигантский муравьед?

— Он помер.

— А тукан?

Небольшая пауза.

— Его ястреб скушал, — произнес вождь упавшим голосом.

— Может быть, тинаму остались?

— Вот что, — признался вождь, — я их совсем не поймал, но, кажется, я знаю, где их найти. Я сказал, что поймал, чтобы узнать, сколько вы заплатите.

По правде говоря, мне было не совсем ясно, для чего вождю понадобились все эти хитроумные трюки. Может быть, думал я, дело тут в вежливости, и, кроме того, возможно, он боялся потерять авторитет в своем маленьком обществе. Заключение Чарльза было менее возвышенным.

— Я полагаю, — заявил он угрюмо, — это научит нас не задавать глупых вопросов.

Все же наше присутствие в толдерии побудило ее обитателей к некоторой активности. Правда, до настоящего отлова животных дело еще не дошло, но индейцы стали весьма сочувственно относиться к программе нашей экспедиции и частенько приходили посидеть, попить мате и дать разные полезные советы.

Один индеец припомнил, что слышал, будто недавно кто-то нашел гнездо птицы дхаку пети. По его словам, это очень редкая птица, и тот человек забрал яйца, принес их домой и положил под домашнюю наседку. Судя по описанию, дхаку пети мог быть белохохлым гокко, который похож на индейку и слывет одним из самых красивых представителей своего семейства. Мы поинтересовались, как нам найти этого человека. Вид у рассказчика был хитроватый: а что бы мы дали за цыплят? Поторговавшись, мы условились, что окончательную меру вознаграждения установим тогда, когда увидим, сколько цыплят пойдет на продажу, что они собой представляют и можно ли поручиться за их здоровье. Индеец, очевидно, рассчитав уже комиссионные за посредничество, сказал, что принесет цыплят сам.

Он вернулся через два дня и принес птенцов: желтые в черную крапинку восхитительные пушистые мячики. Мы не могли определить, белохохлые это гокко или нет, но взяли с индейца слово, что это именно они, и с тем обменяли их на нож.

Птенцы вскоре стали совсем ручными и ходили за нами повсюду. Опасаясь ненароком наступить на них, мы соорудили им вольеру. Они с большой охотой клевали зерна и мелкие кусочки мяса и быстро подрастали, а мы внимательно наблюдали за ними, гадая, в кого же они превратятся. Со временем один из птенцов стал как будто слегка отличаться от остальных, но только в Лондоне мы смогли точно определить свое приобретение. Трое действительно оказались белохохлыми гокко. У них были черные с белыми крапинами крылья, яркие алые сережки, а на макушке — прелестное украшение из длинных белых перьев. Четвертая птица имела гораздо более скромную однотонно-коричневую окраску и могла похвастаться только маленькими красными сережками. Если индейцы намеренно всучили нам этого птенца, полагая, что обхитрили нас, выгодно продав никчемную птицу, то они ошиблись: он оказался самым ценным из всей четверки. Это был другой вид гокко — гокко Склэтера, который в ту пору чрезвычайно редко попадал в Лондонский зоопарк.

То, что четыре маленьких птенчика гокко были обменены на большой блестящий нож, не прошло незамеченным. Спустя два дня в наш лагерь явился молодой индеец и предложил почти метрового тегу, которого он нес на веревке, подвесив за шею. Соблюдая осторожность, я схватил ящерицу за шею и хвост, так как у тегу чрезвычайно мощные челюсти и он играючи мог бы отхватить мне палец. Тегу изогнулся, раздался слабый хруст, хвост, к моему изумлению, отделился от туловища, и в каждой руке у меня оказалось по половинке рептилии, которые продолжали энергично извиваться. Крови не было, если не считать крошечных алых пятнышек на концах длинных листообразных боковых мышц, кольцом выступавших по краю обломанного хвоста. Ящерицы поменьше часто отбрасывают хвост в подобной ситуации, но я совершенно не ожидал такого номера от гиганта, брыкавшегося у меня в руках. То, что произошло, не только озадачило меня, но и заставило слегка понервничать.

Тегу, казалось, ничуть не обессилел от нанесенного себе увечья, но красоту свою потерял. Я наградил индейца, а ящерицу отнес в лес и отпустил отращивать новый хвост.

На следующий день тот же индеец принес второго тегу. Он был не меньше вчерашнего, и теперь я принял его с еще большей осторожностью. К сожалению, ящерица оказалась раненой — индеец, загнав добычу в угол норы, пустил в действие свой мачете. Весь рот тегу был в крови. Я не верил, что он выживет, но все же посадил его в клетку и угостил яйцом.