В тропики за животными - [110]

Как-то раз дождливым утром я зашел в хижину в надежде разделить с пеонами горшочек согревающего мате. К моему разочарованию и удивлению, я не застал там никого, кроме пяти или шести незнакомых, хорошо откормленных собак, смотревших на меня с явным подозрением. Тут мой взгляд упал на человека, растянувшегося во весь рост на деревянной скамье. Это был очень высокий мужчина в рваном бомбачо, рубашке без пуговиц и выцветшей домотканой фахе, обмотанной вокруг талии. Грубые, мозолистые подошвы босых ног говорили о том, что этот человек не привык пользоваться обувью. Он лежал на спине, прикрыв лицо старой широкополой шляпой, и, насколько я мог судить, был мне совершенно не знаком.

— Буэнас диас, — сказал я.

— Буэнас диас, — ответил незнакомец из-под шляпы приглушенным голосом.

— Издалека пришли? — спросил я, с запинкой подбирая испанские слова.

— Да, — ответил он и лениво поскреб живот.

Наступила пауза.

— Холодновато, — произнес я довольно бессмысленно, не в состоянии придумать для продолжения беседы иной темы, кроме традиционной погодной.

Незнакомец спустил ноги на землю, сдвинул шляпу на затылок и сел. У него оказались черные, слегка тронутые сединой вьющиеся волосы, прокаленное солнцем лицо и серая щетина на подбородке.

— Как насчет мате? — спросил он и, не дожидаясь ответа, стал развязывать брезентовый мешок, служивший ему подушкой. Он извлек оттуда коровий рог, серебряную бомбилью и бумажный пакет, насыпал из него в рог немного сухого зеленого мате, потом, не говоря ни слова, добавил туда воды из глиняного кувшина, стоявшего у скамьи, и, подождав немного, стал сосать настой через бомбилью. Выплюнув несколько первых мутных порций, он вновь наполнил рог и учтиво протянул его мне.

— Что вы тут делаете? — поинтересовался он.

— Ищем животных.

— Каких?

— Тату, — ответил я не без лукавства. — Разных — разных тату.

— У меня есть тату каррета, — услышал я в ответ.

Я не был уверен, что понял его правильно. Может быть, он употребил прошедшее время? Или сказал, что сможет поймать тату каррета, если захочет? Надо было срочно разобраться.

— Моментико, — пробормотал я в волнении и, выскочив под дождь, побежал за Сэнди. Наш переводчик твердо держался правила начинать беседу с пустяков, считая, что это самый верный способ подготовить почву для любого серьезного разговора. Так он поступил и на этот раз, а я сидел рядом и ерзал от нетерпения. Через несколько минут Сэнди представил мне краткое резюме их разговора. Незнакомца звали Комелли. Он был охотником и скитался по Чако в поисках ягуаров, нутрий, лисиц или любых иных обладателей приличных шкур, за которые можно было получить спички, патроны, ножи и другие предметы, необходимые для бродяжьей жизни. Он уже лет десять не спал под крышей и ничуть о том не сожалел.

— А тату каррета? — спросил я с тревогой.

— А! — отозвался Сэнди. Казалось, он совершенно забыл о броненосцах.

Они поговорили еще некоторое время.

— У него когда-то был тату каррета, и он его держал несколько недель, но это было давно.

— А что же с ним случилось?

— Подох.

— А где он его поймал?

— Далеко отсюда, за рекой Пилькомайо.

— А может он отвести нас туда завтра?

Сэнди перевел вопрос. Комелли расплылся в широкой улыбке.

— С удовольствием.

Весь горя от возбуждения, я побежал в дом сообщить новости Чарльзу. Мне не терпелось немедленно отправиться в те места, которые описал Комелли. Даже если нам не удастся найти там гигантского броненосца, мы наверняка встретим других животных, которых нет в окрестностях эстансии. Верхом туда три дня пути, но с учетом неизбежных остановок для охоты все путешествие займет по крайней мере недели две. Мы рассказали о своих планах Фаустиньо, и он предложил нам двух лошадей и повозку с парой быков. Но у нас не было продуктов.

— Вот и прекрасно, будем жить на подножном корме, — заявил я Чарльзу.

— Пожалуй, мы от этого не много потеряем, — мрачно ответил он.

Надо сказать, Чарльз был прав. Фаустиньо и Эльсита отличались чрезвычайным гостеприимством, но их еду без привычки вряд ли можно было назвать аппетитной. В любое время дня она состояла из мяса, всегда почему-то очень жесткого, жареных кишок и других частей коровьего организма, которые в процессе приготовления принимали такие странные формы, что мне (и, вероятно, к счастью) не удавалось их определить. Мы были не против сменить диету и провести две недели на «подножном корме», но нужно было еще обсудить продовольственный вопрос с Фаустиньо.

— Чако — голодная страна, — сказал он. — Вы можете взять с собой маниок, фарину [8] и мате, но от этого не располнеешь. — Вдруг он просиял: — Не беспокойтесь. Когда проголодаетесь, режьте корову, я дам вам специальное разрешение.

На подготовку к путешествию ушло два дня. Надо было разыскать и пригнать к дому быков и лошадей, привести в порядок кожаную упряжь. Эльсита порылась в кладовках и принесла нам сковороду и вместительный чугунный котелок. Мы с Чарльзом набрали полный ящик апельсинов, а Фаустиньо заботливо снабдил нас коровьей ляжкой, которой, как он сказал, мы успеем разок подкрепиться, прежде чем жара ее погубит. В день отъезда подул теплый северный ветер, дождь прекратился, и небо расчистилось. Наконец все было готово: повозка нагружена, быки впряжены. Сэнди взял поводья, и под пронзительный скрип несмазанных колес мы медленно двинулись с эстансии.