В тот главный миг - [22]

Глист довольно заулыбался, вдруг зажегся краской и захохотал.

— Сходи, объяви в палатке. Буду с канавщиками беседовать. Как они там?

— Молчат.

— Шепчутся?

— Нет. Молчат. Вздыхают. Только Седой с Колесниковым трепались.

— О чем?

— О научном. Непонятно: эволюция — революция.

— Ясно. Ты с ними теперь — на два шага, не ближе. Власть переменилась. Теперь ты навроде на вышке, а они вроде как мы в лагере. Ты орать можешь?

— И орать, а чуть что — по морде.

— Так вот, собери их сейчас для беседы. Скажи Лепехину, что и его зову. Потом заседлай мне лошадь. И Актеру скажи. Теперь мы на коне. А бывшее начальство пешком потопает.

Они вошли в палатку: первым — Хорь, за ним — Лепехин, потом любопытствующие Глист и Актер, но Хорь тут же приказал им готовить лошадей, и тем пришлось покориться.

Канавщики сидели на спальниках. Шумов что-то зашивал. Чалдон смолил самокрутку. Седой и Колесников беседовали. Санька в углу опустил голову на руки, Алеха-возчик копошился в своем «сидоре». Альбина бледная, но спокойная встретила вошедших прямым, как выстрел, взглядом и отвела глаза. У самой стенки лежал, глядя вверх, Порхов, неподалеку от него по-татарски примостился Нерубайлов.

— Здорово, ребята,— сказал Хорь, подвигая себе чурбак и садясь.

Лепехин сгорбился рядом, опираясь грудью на карабин. Канавщики сидели в прежних позах, никто не ответил ему.

— Еще раз попробуем,— сказал он весело, но начиная закипать:

— Здорово, ребятки!

— Здоров, однако, коли не шутишь,— сказал Чалдон, глядя на него в упор.

— Я ведь к вам по делу, ребятки,— опять заулыбался Хорь.— Пришел политинформацию делать.

Седой, переглянувшись с Колесниковым, покачал головой. Алеха-возчик вдруг хихикнул. Это ободрило Хоря.

— Чтоб все ясно было: мы тут устроили небольшой бунт. Вез этого никак нельзя, пусть простит бывшее начальство..

— Почему оно бывшее? — спросил Чалдон.

— Потому как власть переменилась,— пояснил Хорь, не обижаясь.— Хотели мы немного подождать, да один больно ретивый попался...— Он помолчал, оглядывая всех. «Говорить или не говорить о завхозе? Пока, пожалуй, не надо».— Мы, кореша, народ веселый, сидели за колючкой, не нравилось нам там. Порешили положение это переменить. И переменили. Хотели в партию вписаться, да потом тихо-мирно исчезнуть, да начальство попалось уж больно строгое, чуть было на тот свет не отправило. Решили мы действовать: и себя выручить, и вас!

— От чего ж ты нас-то выручил, однако? — спросил Чалдон,— От получки, что ли?

Санька хихикнул, Нерубайлов громко и демонстративно рассмеялся.

Хорь нахмурился.

— Хмырь вот этот,— он ткнул рукой в сторону Порхова,— вас чуть не на верную гибель вел. А вы, как собаки, по его следу бежали... Мы это дело поломали. Теперь с нами пойдете.

— Государственный переворот,— с интересом посмотрел на Хоря Седой.

— Полная революция,— подтвердил Хорь,— теперь других будете слушаться...

— Это кого же? — спросил Нерубайлов.

— Нас,— сказал, стервенея, Хорь.— И ты, серая твоя душа, гляди у меня. Будешь передо мной на цыпочках ходить, я тебе, может, и прощу, а нет — разговор короткий. Вон Лепехин это дело хорошо умеет. Завхоз у вас бойкий был, пришлось в бессрочную командировку отправить.— Хорь оглядел всех.  Альбина смотрела с вызовом, Чалдон, прищурившись, Нерубайлов, усмехаясь. Алеха-возчик все еще рылся в своем мешке. Санька весь дрожал от ненависти и тянулся к нему взглядом, словно прицеливался. «Этого пацана надо сторожить покрепче»,— отметил Хорь. Порхов, как и раньше, смотрел вверх, Шумов — шил.

— Я, кореша, оратор плохой,— сказал он, вставая.— Но без лишних слов упреждаю: какой шухер или побег — пришить нам не впервой. Так что — дело ваше, выбирайте.

— Собирай пожитки! — скомандовал Лепехин.— Убирай палатки! Двадцать минут на сборы.

Хорь подошел к лошадям, выбрал себе порховского Вороного, погладил по храпу, лошадь отдернула морду. Он усмехнулся. Не признает. Ничего, признает. Он потянул ее за повод, поставил ногу на стремя и сел в седло. Он сидел высоко над землей и смотрел, как медленно движутся люди, жизнь которых Зависела теперь от него. Он думал о том, что судьба — индейка, никогда не найдешь концов. А кто знает, может быть, он, Хорь, блатной, законник, известный бандит, по милицейским досье, рожден был для власти я почета? Если так, то эта минута наступила.

После недолгих переговоров Алеха-возчик согласился вывести их к Охотке. Он шел впереди, направляя лошадей, к нему был приставлен Актер. За ними, горбясь под своими мешками, брели остальные. Лопаты и кайла у них были отобраны и навьючены на лошадей. Позади всех ехал Хорь. Лепехин и Глист контролировали всю колонну. Хорь видел, что даже угрюмому Лепехину нравится его новая роль. Арестант всегда мечтает быть тюремщиком, каторжник — конвойным. Люди брели медленно, переговаривались, оглядываясь, и это в глубине души возмущало Хоря.

Но путь предстоял долгий, и он не хотел терять привычных отношений с канавщиками, однако зорко следил за тем, кто с кем и как разговаривает. Он знал, что попытки возмущения будут, и готовился их пресечь в зародыше. Главной опасностью было, конечно, бывшее начальство. От него можно ждать чего угодно. Но пока Порхов брел последним, низко склонив под тяжестью вещмешка голову, Альбина шла в середине цепочки, ни тот, ни другая никого ни на что не подстрекали. Хорь уже решил, как поступить с ними, и сейчас выжидал только случая.