В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - [3]

Шрифт
Интервал

В геометрическом центре комплекса возведена колонна Славы[5]. Это детище зодчего Ж. Тома де Томона и скульптора Ф. Ф. Щедрина в годы Великой Отечественной войны сохранили даже немецкие оккупанты. Тома де Томон прославился также как автор Стрелки Васильевского острова.

Завораживают своим оригинальным и красочным решением здания Краеведческого музея и бывшего Крестьянского банка. Музей имеет сложную, пластичную объемно-пространственную композицию. Здание обильно украшено полихромными орнаментами и росписями. Его обычно упоминают в числе самых известных памятников украинского модерна. Незадолго до войны в нем открылась большая фотовыставка «Кращі діти міста» («Лучшие дети города»). Моя трехлетняя сестра попала в объектив фотографа, и мама с гордостью приглашала знакомых посетить выставку, где на видном месте красовалась ее дочурка.

Напротив музея на границе Петровского парка высится уникальный памятник Тарасу Шевченко. Он высечен в авангардистском стиле, из монолитной гранитной глыбы. Внешне памятник напоминает степной курган, из которого вырастает грубоватая фигура Кобзаря.

Здание бывшего Крестьянского банка выполнено в стиле русского модерна. На общем оранжево-красном фоне стены прекрасно выделяются светло-серые скульптуры крылатых сирен и яркие орнаменты в духе врубелевской символики. Монументальный скульптурный портал углового главного входа имеет стрельчатое завершение.

Самая высокая точка центральной части города за Соборной площадью круто обрывается вниз. На самом краю горы – две достопримечательности: Белая беседка и Дом-музей писателя Ивана Котляревского[6]. Его именем и была названа гора. С нее открывалась захватывающая панорама на Крестовоздвиженский монастырь с позолоченными куполами церквей, а также Подол с извилистой Ворсклой и уютными селами. Их белоснежные мазанки проглядывали сквозь зелень садов. Существует поверье, что на месте Белой беседки Петр I на коне наблюдал за маневрами своего войска перед сражением со шведами. При быстром и крутом спуске вниз, на Подол, конь якобы потерял подкову. Ее форма и стала основой композиции Белой беседки. Есть также легенда, связанная с названием реки, пересекающей Подол: соратник царя, А. Д. Меншиков, якобы смотрел в сторону движущихся войск. Случайно он уронил драгоценную подзорную трубу в реку. Тяжелый предмет моментально погрузился в илистое дно. Расстроенный и разгневанный Меншиков приказал отныне коварную реку назвать Ворскла – «вор стекла (скла)». На самом деле название реки известно с давних пор и упоминается в Ипатьевской летописи.

Самая старая улица города до революции называлась Дворянской. В советские годы ее переименовали в честь Парижской коммуны. Ближе к ее завершению у Сенной площади приютился невзрачный, облупившийся двухэтажный каменный дом с цокольным полуподпольем. В нем прошла часть моей юности, прерванная войной. В те годы, помимо зарождающегося интереса к архитектуре, я пытался сочинять стихи и даже прозу. Этому способствовала солидная библиотека, доставшаяся нам в наследство. Я жадно, в ущерб учебе в школе, буквально проглатывал и почти выучил наизусть произведения многих великих беллетристов. Это были прекрасно иллюстрированные дореволюционные издания Сытина, Маркса, Брокгауза – Ефрона… Юношеская фантазия переносила меня в далекие экзотические страны, ярко описанные в книгах Луи Буссенара, Луи Жаколио, Густава Эмара, Майн Рида, Фенимора Купера, Жюль Верна и других авторов. Мог ли я тогда предполагать, что спустя десятилетия беспокойная судьба забросит меня наяву в страны несбыточной мечты? Пока же мой реальный мир был ограничен Полтавой, с редкими выездами с родителями в Харьков, Кременчуг, а также в небольшие городки и села малороссийской губернии – погостить к родственникам.

Почти всю сознательную жизнь я записывал и по возможности сохранял свои стихотворные опусы. Вот один из первых, в котором я как бы пытаюсь оправдать свою неуправляемость:

Мой возраст драчуна и хулигана
В родной Полтаве быстро пролетел.
Кто в молодости не был без изъяна,
Постигнуть ее прелесть не успел.

Дедушкина борода

Летом родители, как правило, отправляли меня в колыбель моего рождения и детства – уютный город Кременчуг. Там, в маленьком и неказистом, но уютном домике недалеко от Днепра, проживали, а вернее, доживали свой век дедушка с бабушкой со стороны мамы. Для меня это было лучшее время в жизни. С дворовыми мальчишками я с утра до вечера пропадал на Днепре. Плавать я научился очень рано и любил с безрассудной удалью заплывать далеко. Меня неоднократно спасал великовозрастный Тарас, который служил спасателем на пляже. Спустя годы я узнал, что бабушка из своих скудных средств подбрасывала ему деньги, чтобы он не спускал с меня глаз во время купания.

Ближе к вечеру, с мальчишеской ватагой, я возвращался в скромное опрятное жилище, где бабушка уже с нетерпением меня ожидала. Я жадно набрасывался на вкуснейшую еду, умудряясь заплетающимся языком хвастаться, как баттерфляем или брассом чуть ли не переплывал Днепр. Но злой Тарас грубо возвращал меня на пляж, где больно шлепал по пятой точке и давал как следует в ухо. Мудрая добрая бабушка делала вид, что сочувствует мне, но резюме было всегда одно и то же:


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.