В тени побед - [67]

Едем дальше. Колонна медленно трогается с места. Мы проезжаем какую-то деревню. Перед двумя низкими избами в снегу выставлены желтые предупредительные таблички с надписью «ОСТОРОЖНО! СЫПНОЙ ТИФ!». Призрак объявился. Болеют в основном мирные жители.

Наконец, мы выезжаем на вторую дорогу южного направления, пока еще свободную, и приближаемся к разрушенному городу. Вся Старая Русса переполнена тяжелой артиллерией, превратившись в бастион, окруженный колючей проволокой. По широкой линии фронта русские пересекли Ловать и Полу. «Графство Брокдорфа» полностью изолировано от нашего фронта. Старую Руссу нужно удержать. Если мы потеряем этот пункт, пропадет всякая надежда прорвать окружение под Демянском.

Отправляясь в Старую Руссу, никогда не знаешь, удастся ли выбраться оттуда живым. Русские без конца обстреливают город. Рвутся русские бомбы. По снежным полям строчат пулеметы. После томительного ожидания Густелю, в конце концов, удается въехать в разрушенный город. В Доме Красной армии я нахожу дивизионного врача, который информирует меня о сложившейся ситуации. Медпункт располагается здесь же. Несмотря на бедственное положение, работа налажена хорошо. Страшит только одна мысль: в любой момент в этот важнейший медпункт могут попасть гранаты.

По воздуху нам впервые доставили тушенку в холодильных камерах. Хочется ее попробовать.

Случайно я встречаю здесь подполковника Ранка, теперь врача одной из истребительных групп. Последний раз мы виделись в Новоржеве. В глаза бросается его худоба. Это просто от перенапряжения или он серьезно болен?

Около половины четвертого, когда уже начинает смеркаться, мы трогаемся в обратный путь. Движение заблокировано, трасса перекрыта. До нас доносятся артиллерийский огонь и рокот пулеметов. Что-то неладно.

Заграждение не убирают. За южную трассу разгорелись тяжелые бои. Русские давно уже пересекли замерзшие реки южнее Старой Руссы и продвигаются вперед по заснеженным полям. Три часа в жестокий мороз мы стоим на дороге в напрасном ожидании. Дорога перекрыта окончательно. Приходится возвращаться в дом Ленина, как мы называем Дом Красной армии, и оставаться там на ночь.

Едва Густель разворачивает автомобиль, мы узнаем о несчастье: вторая трасса перешла в руки сибирских частей 1-й Ударной армии. Григорово потеряно. Теперь в Старой Руссе мы со всех сторон отрезаны и окружены.

Едем обратно. Яркий лунный свет освещает поле, усеянное телами тысяч погибших, но нас это уже не пугает, чувства постепенно притупляются.

Над ледяной поверхностью Полисти и Ловати поднимается холодный туман. На усеянном звездами небе ни облачка. Отовсюду в темное ночное небо взлетают красно-желтые сигнальные ракеты. Это русские ракеты, наши вспыхивают ярко-белым цветом магнезии. Итак, не только грохот боя, но и венок из сигнальных ракет ясно говорят нам о том, что вражеские позиции вокруг Старой Руссы стягиваются плотным кольцом, чтобы задушить город, чьи развалины находятся под непрерывным огнем русской артиллерии. Из леса между Ловатью и Полой строчат пулеметы. Очевидно, русские еще не подвезли тяжелую артиллерию.

Разговор

Оцепенев от холода, мы снова останавливаемся перед вычурным зданием в центре города. Товарищи радостно встречают меня и стелют мне постель на полу в углу небольшой комнаты. Здесь уже разместилось много врачей. О Густеле тоже хорошо позаботились. Окна плотно занавешены. Наружу не должен проникнуть ни малейший луч света, иначе русские будут целить в здание. Лишь мерцающие свечи освещают комнаты с высокими потолками и огромными керамическими печами. Мы обустраиваемся, насколько это возможно, и собираемся в соседнем помещении, обставленном как самый примитивный клуб. За длинным деревянным столом сидят врачи главного перевязочного пункта и офицеры дивизионного штаба.

Один из офицеров – молодой штабист нового образца, по прозвищу Мальчик Шлиффена. Выглядит превосходно, но его гладкое лицо совершенно ничего не выражает. Ведет он себя чрезвычайно надменно.

Собравшиеся едят и курят, едва разговаривая друг с другом. Скупая беседа каждый раз прерывается, когда усиливается доносящийся с улицы шум боя или приближаются тяжелые удары. Один самолет снова кружит над Старой Руссой, без разбора сбрасывая бомбы на боевые позиции и жилые дома. Ординарец подает отвратительный напиток – чай со шнапсом. Однако постепенно он разогревает наши окоченевшие конечности и развязывает языки. Слышатся высказывания о войне, о наших взглядах, о серьезном положении, сложившемся на Восточном фронте.

Капитан затягивает старую песню:

– Поверьте мне, в единстве – сила. А с нашим фюрером это просто пустяк.

И в том же, хорошо знакомом тоне беседа продолжается дальше. Некоторое время я слушаю детский лепет о победе, затем мое терпение иссякает. Я больше не могу сдерживаться:

– Господин капитан, вы вообще когда-нибудь видели карту России? Карту всей страны, какие висят в русских деревенских школах?

– К чему вы клоните, профессор?

– Ну, разумеется, вы не могли ее не видеть. Не бросилось ли вам в глаза то, что, несмотря на все наши сражения и захваты, несмотря на наши великие победы, мы до сих пор находимся лишь у западных границ огромной империи? Совсем с краю? И что красный колосс простирается перед лицом нашего на удивление редкого фронта, скованного снегами и льдами, еще на восемь-девять тысяч километров к востоку? Огромное пространство, господин капитан, и ни вы, ни я, ни господа генералы, ни один человек не знает, что ждет нас там. Разве наши предыдущие победы, если их можно так назвать, дались нам легко, без проблем?…