В темноте - [15]

Естественно, я ничего не знала о капсулах, а Павел просто не мог понять таких сложных вещей, но инстинктивно догадался о том, что произошло. В конце концов мама заметила, что одна из капсул раскололась и капли яда почти наверняка попали в еду. Она бросилась к нему, начала обнимать и целовать, и после этого случая стала считать его кем-то вроде провидца. Ему было всего три, а он уже увидел сон про очередной визит немцев и откуда-то узнал, что еда отравлена. До самого конца войны мама будет то и дело спрашивать его:

– Павелек, не идут ли немцы?

Не думаю, что у братишки были сверхъестественные способности, но эти «акции» изменили всех нас – сломали, унизили и напугали до такой степени, что мама готова была поверить в пророческий дар Павла. Папа часто рассуждал о том, что с нами происходит. Сначала, говорил он, всех свобод нас лишили русские. У нас отняли привычный образ жизни, напичкали коммунистической пропагандой до того, что мы перестали чувствовать себя людьми. Все вокруг стало не таким, как было, и жизнь, которая раньше казалась прямой и гладкой дорогой, превратилась в кривую тропинку с камнями и ямами на каждом шагу. После русских пришли немцы и низвели нас до ничтожества, заставляя бесконечно страдать. Мы утратили способность плакать по отнятым у нас родным и любимым. Потому что понимали, что полная ликвидация еврейского населения – это вопрос решенный. Потому что начали верить, что это наша судьба и мы перед ней бессильны.

Я тоже видела, как изменилась: не проливала слез ни по бабушке, ни по тете, ни по Инке – просто стискивала зубы, делала глубокий вдох и продолжала двигаться по жизни. И за все это ненавидела немцев. Я ненавидела их за то, что они пусть всего на несколько дней, но превратили мою мать в слабое и запуганное существо. Ненавидела их за то, что они уже отобрали у меня родных… Но больше всего я ненавидела немцев за то, что они отобрали у меня слезы.

И за это им не было прощения.

* * *

Совсем скоро наша жизнь станет предметом манипуляций страшного человека по имени Йозеф Гжимек, оберштурмфюрера СС, коменданта Львовского гетто. Кому из нас жить, а кому умирать, будет решать именно он – заплечных дел мастер, специалист по ликвидации гетто. Спустя годы его будут судить за военные преступления. Но в тот момент мы знали только то, что этого человека посылают из города в город организовывать гетто и планировать уничтожение и высылку в лагеря еврейского населения. Весть о том, что Гжимек назначен комендантом Львовского «Ю-Лага», повергла нас в ужас.

Прибытие палача совпало по времени с изоляцией гетто. Оно уже было окружено изгородью, и попасть в него можно было только через ворота, расположенные рядом с проходящим над Замарстыновской улицей мостом. Но до августа 1942 года это был не столько блокпост, сколько пункт проверки документов. Точно так же, как это сделали мы, переезжая в квартиру на Замарстыновской, 120, пройти под мостом мог любой, у кого эти документы были в порядке. Гетто было отделено, но еще не отрезано от города. Однако после августовской «акции» 1942 года «открытая» часть города была ликвидирована и оставшихся евреев загнали в обнесенный забором «Ю-Лаг». Все это было элементом немецкого плана, в соответствии с которым нас выдавливали во все меньшее пространство, чтобы нас было легче контролировать, чтобы над нами было легче издеваться, чтобы нас было легче уничтожать. Теперь мы, как говорил папа, «остатки львовского еврейства», были заперты за 4-метровыми стенами. Через каждые несколько метров вдоль стены располагались посты с вооруженными часовыми. Работавшим в городе евреям выходить из гетто разрешалось только строем. На входе и выходе из гетто рабочих пересчитывали по головам.

Маме, шившей армейскую форму на фабрике Schwartz Co. в Яновском лагере, выдали большую «R», которую нужно было носить на верхней одежде. Буква «R» означала Ruestung – «дневное время». Рабочие ночных смен носили букву «W» – Wernacht, «ночное время». Иногда немцы использовали эти буквы для сортировки евреев. Скажем, во время одной «акции» хватали только людей с «R», в ходе другой – помеченных знаком «W». Я подозреваю, что у отца были обе буквы. То есть дали ему какую-то одну, вторую он подделал, а потом каждый день надевал ту, что на данный момент была для него полезнее.

Да, папе хорошо удавались подделки. Однажды он подделал Meldecarta. Человека, не предъявившего этот документ и не поставившего в него штамп на определенных блокпостах, могли отправить в лагерь, а то и расстрелять на месте. Свой документ отец получил вполне официально, но хотел, чтобы такой же был и у мамы. Я помню, как в одну ночь несколько мужчин сидели у нас в квартире и изготавливали эту подделку. Они взяли настоящую Meldecarta убитого немцами человека и при помощи мембраны из куриного яйца переделали ее на мамино имя. Я не знаю, откуда он узнал об этой технологии и насколько хорошо получилась фальшивка. Много лет спустя я посмотрела фильм «Большой побег» и, увидев там сцену, в которой английские военнопленные делают подложные документы таким же способом, сразу вспомнила ту ночь, отца и его приятелей.