В стране вулканов. - [2]

Автор с полным доверием повторяет панегирики в адрес введенной голландцами в 1830 году системы принудительного возделывания экспортных сельскохозяйственных культур. На деле эта система принесла метрополии 900 миллионов гульденов прибыли, а крестьянам Явы — голод и обнищание, и в 1860-х годах именно по причине ее губительности от нее пришлось отказаться. К сожалению, в перечне источников, использованных О.А. Щербатовой, нет книги, написанной в те годы голландским автором Э.Д. Деккером «Макс Хавелаар, или кофейные аукционые Нидерландского торгового общества». Он выпустил ее в свет как раз в 1860 году под псевдонимом Мультатули (Многострадальный) и с беспощадной откровенностью описал подлинные отношения между коренными жителями колонии и колониальными властями. В книгах по истории Нидерландской Индии, которые прочла Ольга Александровна, наверняка упоминалось и о том, что практически вся колониальная история Инсулинды (островной Индии) была отмечена почти непрерывными восстаниями населения против чужеземцев. Даже в то время, когда супруги Щербатовы путешествовали по Яве, в Аче, на севере Суматры, колониальная армия вела кровопролитные бои против непокорившихся народностей.

Интересные и наводящие на многие размышления наблюдения О.А. Щербатовой относятся к культурной политике Нидерландов в колонии. Она с полным основанием пишет о том, что «голландцы, предаваясь своим колонизаторским инстинктам, никогда не проявляли ни малейших поползновений разрушать все встречавшееся им на пути и резко изменять существующий порядок или заменять его новым». Они «предпочитали пользоваться прежними правителями и сохранять местные обычаи, применяя их в выгоду себе». Отметим это наблюдение как весьма ценное объективное свидетельство того, что консервация традиционной архаики (весьма экзотичной в глазах путешественников, но с определенного исторического момента вредоносной для развития нации) была сознательной и своекорыстной политикой метрополии, так же, как и сохранение невежества. Из цифр, приведенных Ольгой Александровной, следует, что на обучение одного европейского школьника в Нидерландской Индии затрачивалось примерно 160 гульденов в год, а одного «туземного» ученика только 32 гульдена, т. е. в пять раз меньше, хотя и эта «урезанная» форма образования была доступна лишь немногим.

Как и многие другие авторы, писавшие и пишущие об Индонезии, а ранее о Нидерландской Индии, О.А. Щербатова отмечает синкретизм религиозных воззрений жителей Явы (в нашей стране она в этом смысле была едва ли не первой). Скорее всего, ее впечатления были в основном почерпнуты из иностранных источников — для собственных наблюдений у нее попросту не было реальных возможностей. Она пишет, что «влияние магометанства (в Нидерландской Индии — А.Д.) самое поверхностное и религия эта не укоренилась, по-видимому, в сердцах яванцев. Лучшим доказательством холодности их в деле религии служит отсутствие всякой ненависти к европейцам как к неверующим(подчеркнуто О.А. Щербатовой)». Действительно, религиозная нетерпимость в ее чистом виде несвойственна большинству этносов Индонезии, хотя до 90 процентов населения исповедуют ислам, в том числе и на Яве. Надо полагать, что автор усмотрела существенную разницу между ситуацией в Нидерландской Индии и на Арабском Востоке, где они с мужем до этого побывали.

Но положение коренным образом меняется, когда иноверец выступает в роли угнетателя, эксплуататора или просто оскорбителя. В этом случае мусульманин в религиозных канонах и в религиозной морали ищет справедливости, подтверждения неправоты своего противника и, наконец, подтверждения своего права на отмщение. И тогда дихотомия «правый — виноватый» переводится в плоскость «правоверный — неверный» и происходит всплеск религиозного фанатизма, часто несоизмеримый с повседневной ролью религии в жизни того или иного индивида или этноса. (Принято считать, что на Яве не более трети верующих мусульман выполняют все без исключения требования шариата.) Примечательно в этой связи, что ни автохтонные верования, ни сохранившиеся существенные элементы индуистской культуры, ни тем более завезенное колонизаторами христианство никогда не выступали в качестве духовного оформления антиколониальной борьбы (исключение составили индуисты на острове Бали). Под знаменами же ислама индонезийцы не раз выступали против колонизаторов.

«Жизнь протекает беззаботно, — пишет Ольга Александровна, — в стране, где холод, голод и засуха неизвестны. Пища им доставляется всегда удачными посевами риса и множеством плодов, даруемых им круглый год самой природой, почти без всякого с их стороны труда… патриархальное управление голландцев не обременяет их ни излишними налогами, ни работами, поэтому неудивительно, что при таких обстоятельствах они относятся беспечно ко всему в жизни».

Наверное, наша соотечественница была не первой и уж во всяком случае не последней, кто полагал, что роскошная природа влажных тропиков дарит свои плоды человеку без всякого с его стороны труда, хотя в одном месте она мельком говорит о трудолюбии яванцев. Но даже в ее описании возделывание риса — это тяжелый, кропотливый повседневный труд «от зари до зари» на 35-градусной жаре. Холодов индонезийский крестьянин и впрямь не знает, по крайней мере, в нашем понимание этого слова, а вот засуха и, как ее последствие, — голод — поражают острова архипелага отнюдь не редко. Что же касается «патриархального управления» голландцев, то как раз к концу XIX века нарастает процесс обезземеливания крестьян, в частности, за счет перехода лучших земель крупным плантациям, падает производство риса при росте объема экспортных культур.