В стране наших внуков - [112]

Я мог бы сказать: герои выдохлись. Но зачем все сваливать на героев?

Еще несколько лет назад мне приснился сон о воздушном корабле, как он плывет к Светлому Завтра. Но сон — лишь хаос, хотя в нем и содержатся творческие элементы. Он возникает, когда хозяина нет дома… Но ему можно придать более совершенную форму. Из хаоса создать нечто. Уже давно я написал рассказ на основании того сна. Рассказ лежит передо мной, и я не знаю: включать — не включать его? В нем есть все недостатки первого опыта.

Можно было бы назвать его «Воздушный корабль ангелов». Это же первая ласточка! Включить!

СОН О ВОЗДУШНОМ КОРАБЛЕ

Oгромный и серебристый, из мрака выплыл воздушный корабль с красной звездой на выпуклой груди. На бортах его яркими зелеными буквами написано: Каникулы. Целые стаи спортсменов на крыльях и в небольших разноцветных самолетах сопровождают его, кружатся над ним и под ним, напоминая маленьких рыбок, которые всегда следуют за большой рыбой. Летуны приветствуют корабль и желают ему в пути «много счастья и солнца!» Под голубым небосводом продолговатый корабль сливается с летним полднем, являясь как бы неотъемлемой частью этого времени дня и года; он не менее прекрасен, чем облака, образующиеся вокруг него и затем превращающиеся в бело-голубое ничто.

На этом небесном судне было три палубы, одна над другой, — первая, вторая и третья. Одинаково роскошные, они отличались между собой только расположением Да нумерацией. Удобство их заключалось в изящной простоте, а роскошь — в смелости линий подвесных площадок, повисших в воздухе на головокружительной высоте. Корабль походит на плывущую наблюдательную башню с галереями в три этажа; по ним можно идти в одном направлении и прийти на то же самое место, затратив столько же времени, сколько необходимо для того, чтобы обойти беговую дорожку на самом большом стадионе.

Мы летим на восток. Моторы тихо трещат, словно цикады в жнивье. Крошечные самолеты и крылатые исчезают один за другим, и понемногу мы теряем их из виду.

Вокруг бассейна в эту пору царит тишина. Женщины в купальных халатах и часть мужчин, полуобнаженных, с расслабленными мускулами под загорелой кожей, дремлют в креслах, другие развлекаются в залах для игр или на кортах, или же прогуливаются и беседуют; высота придает их речи легкость и возвышенность.

Среди пассажиров находится воздушный ныряльщик Вацлав, награжденный орденом Отваги; он летает на своих крыльях лучше птицы; ему ничего не стоит поймать на лету жемчужину, брошенную с палубы. Здесь и мастер максимальных глубин геолог Петр — ему сто двенадцать лет, — который при геологической разведке под моравской пропастью пробурил самую глубокую скважину в недра земли. Здесь и Адам, один из первых, кто побывал на Луне. Здесь и мастер высоких урожаев хлопка Антонин, который в этот момент как раз смотрит через полевой бинокль на землю.

Как прекрасна земля, которую он видит! Золотые квадраты и прямоугольники, обрамленные синезеленым бордюром лесов, извилины реки, напоминающей заплетенную из серебряных волос косу, в которую воткнуты гребешки плотин. Капилляры водных трасс и каналов, заросли хмеля на холмах, сады, виноградники. Ослепительный блеск озера, обузданного бесконечной плотиной, на берегу озера кажущийся безлюдным белый город, погруженный в глубокое молчание.

— Вон, вон! — показывает Антонин. — Это наш агрогород! А вон там на небе — ты видишь ту огромную лейку? Она поливает хлопковые поля, а потом мы будем собирать урожай…

— Ну, этот хлопок ты собирать уже не будешь, разве что на расстоянии, шутит диспетчер Ян.

Сидя в своей кабине и нажимая кнопки (а их не больше, чем пуговиц у него на рубашке), он управляет всей дневной добычей оловянного рудника.

— Там!

И стройная девушка в широкой соломенной шляпе навела свой биноколь в ту сторону. Это Аничка, воспитательница в детском саду; по средам она, кроме того, работает стюардессой на воздушном корабле, а также участвует в спектаклях и танцует в судовом ансамбле на радость себе и экипажу.

— Вон там! — показывает она пальцем вниз, будто все, что она видит, происходит лишь в нескольких шагах от них. — Твой дождь, Тоник, льется на спортивную площадку в виде сплошных радужных струй. Посмотри на тех карапузиков, они, точно жеребята, ловят капли раскрытыми ротиками…

Антонин быстро подходит к огромному биноклю, установленному на штативе.

— Они машут нам рубашонками! — растроганно говорит он и вдруг разражается бранью: — Черт возьми! Двое там дерутся! Сейчас же прекратите, ребята! Антонин отталкивает бинокль, словно он мешает ему, и сам улыбается обману зрения.

— Теперь на свете еще только, то есть уже только, дети дерутся! отмечает Аничка и издали посылает им свою улыбку, всепонимающую улыбку воспитательницы вот таких малышей…

Наступила ночь, мягкая и нежная, как бархат, утканный золотыми звездами. Аничка не может уснуть. Она выходит на палубу. На корме, в уголочке, она находит свободную кушетку. Две голубые занавески по ее бокам слабо раздуваются от легкого ветерка.

Аничка ложится. Она лежит, подняв подбородок вверх, раскинув руки, похожая на большого ребенка.