В сторону южную - [13]

Во дворе музыкальной школы, боясь, что его увидят ребята из класса, Оксана торопливо распрощалась с ним. Ей казалось само собой разумеющимся, что он вернется в ее дом и, придя с экзамена, она увидит его с матерью в кухне, мирно беседующих за чаем о жизни родных им мест и людей. Но когда вечером она позвонила в дверь, мать, с холодно замкнутым, непривычным лицом открыв ей, даже не спросила, какую отметку она получила, и, не взглянув, ушла в кухню.

Это так поразило Оксану, что, не раздеваясь, она пошла вслед и, остановившись на пороге уютной, пахнущей ванилью и сдобой кухни, спросила обидчиво:

— Чего это ты?

Мать не ответила, возилась у плиты.

— А где Павел? — удивилась Оксана.

— Ты меня спрашиваешь! — сказала мать и поставила перед отчимом тарелку с пирогом.

По лицу Андрея Львовича, по тому, как осторожно, стараясь не звенеть ложечкой, размешивал он в стакане сахар, Оксана поняла, что мать в плохом настроении. Нужно было срочно все исправлять.

— Ой, какая прелесть! — на широком подоконнике Оксана увидела гирлянду из лука, чеснока и красного перца. — Это Павел привез? — Оксана надела гирлянду на шею. — А где он?

— Немедленно выйди из кухни. Почему ты здесь в пальто? — зло крикнула мать.

— Да ты что?.. — растерянно спросила Оксана. — Чего ты на меня?

— А ты не понимаешь? — насмешливо спросила Галя. — «Где Павел?» — передразнила она. — Очень бы нам хотелось узнать — где? Может, ты скажешь?

— Но я не знаю… — удивилась Оксана, — я думала…

— Ничего ты не думала, ты только о себе думаешь.

— А ты молчи, не твое это… — начала Оксана, но мать очень тихо и очень твердо приказала:

— Нет, ты молчи! — и, хотя Оксана, остановившись в изумлении перед ее гневом посреди кухни, и не думала возражать, только переводила взгляд с матери на Галю и с Гали на Андрея Львовича, вдруг крикнула: — Молчи! Молчи! И иди, пожалуйста, к себе. Я ведь тебе сказала!

И первый раз за всю совместную жизнь Андрей Львович не заступился за нее перед матерью, сидел все так же низко опустив голову и безостановочно и бесшумно крутил в стакане ложкой.

Любимец Нового Орлеана пел уже, наверное, сотую арию, когда Оксана наконец уснула. Сон, один из тех снов, что снятся хотя и не часто, но с удивительным постоянством, всю жизнь, приснился ей в те недолгие мгновения неуютного, бездомного ее ночлега.

Она опаздывала на поезд. Она видела его уже с высокой горы. Зеленые допотопные вагончики на пустынном полустанке, маленький паровоз, с восклицательным знаком белого дыма над высокой трубой. Она побежала под гору по песчаной желтой дороге, но ноги увязали в песке, и вот восклицательный знак оторвался от трубы, поднялся вверх и растаял, на его месте вырос новый, повторив участь предшественника, тоже исчез, и так без конца. Оксана поняла — с паровоза видят ее, видят и предупреждают, что время истекает, что не могут ждать ее, что она должна спешить. Но когда остается совсем немного до зеленого вагончика, когда она уже видит поросший травой заброшенный путь, поезд трогается. Она еще может вскочить в последний вагон, но она уже очень устала, и боится, и не умеет вскочить на ходу. Кто-то невидимый зовет ее из поезда, зовет громко по фамилии, но последний вагон проходит мимо, а за ним вдруг ничего нет. Ни деревьев, ни поля, ни леса — ничего. А громкий голос звучит совсем близко: «Карпенко Оксана Николаевна, Карпенко Оксана Николаевна», а дальше что-то совсем несуразное: «Ждут. Справочное бюро». Оксана открыла глаза. На экране шел уже другой фильм: какая-то женщина в белом платье бежала за Олегом Ефремовым по вечерней деревенской улице, и вдруг откуда-то слева — щелчок, и бесцветный женский голос: «Гражданка Карпенко Оксана Николаевна, вас ждут у справочного бюро в кассовом зале. Гражданка Карпенко».

«Какого черта он вздумал меня разыскивать, — со злобой подумала Оксана, — начнутся оправдания, объяснения — он не смог, «был просто в отчаянии, понимаете — банкет, а я — научный руководитель, как обидеть диссертанта», — а мне наплевать на эти оправдания, я через… — Оксана взглянула на фосфоресцирующий циферблат часов, — …через два часа уезжаю, и я очень рада, что вы не встретили меня, глубокоуважаемый корифей, и в благодарность уделю вам эти два часа, посидим в зале ожидания, поговорим о нашей любимой структуралистике, о языке племени аранта».

Она встала и пошла к светящейся в темноте красной надписи «Выход».

Павел стоял у справочного бюро, широко расставив ноги в ладных хромовых сапогах. Вся фигура его и выражение лица говорили, что ждет он здесь давно, но ждать не устал и готов стоять вот так, спокойно глядя перед собой, еще очень долго. Он не видел Оксаны, и она, остановившись на лестнице, вдруг почувствовала такую благодарность к нему, и радость, и чувство освобождения, что не могла даже его окликнуть, — не справилась с голосом.

— Как ты отыскал меня? — спросила она хрипло и торопливо откашлялась. — Как хорошо, что отыскал!

Они стояли очень близко друг к другу, совсем рядом, и Оксана не боялась смотреть прямо в его привычно, словно от яркого солнца, прищуренные выцветшие глаза.

— Мы должны ведь были с тобой в одной гостинице остановиться, — пояснил Павел, и Оксана почувствовала, что краснеет, краснеет медленно и очевидно.