В ставке Гитлера - [210]

Между тем внешне в верховной ставке ничего не изменилось. Инструктивные совещания по-прежнему проходили дважды в день, дневное совещание затягивалось до вечера, а вечернее – до полуночи. К началу апреля круг обсуждаемых на них вопросов включал, например, такой: что лучше – оборонять Везер или встать флангом по линии Голландия – Эмден – Вильгельмсхафен? Потом пришло сообщение, что противник «прорвал фронт в районе Миндена и Нинбурга» и создал четыре предмостных плацдарма у реки Везер. 9 апреля мы потеряли Кенигсберг, и виноватыми, как всегда, оказались его защитники, хотя они и стояли насмерть. 13 апреля противник взял Вену, и вновь зазвучала старая пропагандистская песня, так как Гитлер сказал, что «Берлин останется немецким, а Вена снова станет немецкой». Накануне передали сообщение о смерти Рузвельта, породившее большие военно-политические надежды. Гитлер и многие из его окружения предсказывали развал вражеской коалиции, как это случилось в конце Семилетней войны, когда умерла русская императрица Елизавета. Боевой приказ от 15 апреля, исходивший от Гитлера, заканчивался словами: «Теперь, когда смерть избавила землю от величайшего военного преступника всех времен (имелся в виду Рузвельт), этот поворотный момент в войне станет решающим».

Последнее изменение структуры германской верховной ставки произошло в середине апреля, когда русские подошли к Берлину и угрожали окружением столицы. В качестве меры предосторожности 11 апреля уже вышли приказы об «образовании рассредоточенных штабов (одного – на севере, другого – на юге) в связи с нараставшими трудностями централизованного управления». На следующий день гросс-адмирал Дениц получил согласие Гитлера перевести, если будет такая необходимость, штаб ОКМ на побережье. 15 апреля от ОКВ поступили более подробные инструкции на тот случай, если войска противника с запада и востока соединятся и перережут наземные коммуникации в Центральной Германии. Таким образом, разграничительная линия между востоком и западом, просуществовавшая с 1942 года, внезапно повернулась на девяносто градусов. Северной ставке во главе с Деницем поручили командование северными участками Восточного и Западного фронтов, Дании, Норвегии и воздушным флотом «Рейх»; южной ставке во главе с Кессельрингом передали южные участки Восточного и Западного фронтов, юго-восток, Италию и 6-й воздушный флот. Однако эти новые командные структуры должны были действовать только там, где не командовал сам Гитлер, только по его специальным указаниям и только в том случае, когда отсутствие связи не позволяло ему самому осуществлять Верховное командование на обеих территориях.

Новая структура так никогда и не заработала в полную силу. 20 апреля был день рождения Гитлера, который особо не отмечался в ставке с 1941 года, когда он совпал с быстрой победой в Балканской кампании. Однако на этот раз обычный круг приближенных собрался в рейхсканцелярии. «Одного за другим… по старшинству, Геринга, Дёница, Кейтеля и Йодля… вызывали в маленькую гостиную рядом с картографическим кабинетом, чтобы каждый из них мог лично высказать свои пожелания в связи с днем рождения». Через два дня, когда русские упорно просачивались в пригороды Берлина, Гитлер вдруг заявил, что никогда не покинет город. Кейтель написал в своих мемуарах, что якобы сказал тогда Гитлер, но, если сравнить его рассказ с хорошо известными жуткими описаниями «последних дней», то чувствуешь в нем все тот же комплекс послушания, который властвовал над ним в большей степени, чем желание сказать правду. Он приписывает Гитлеру слова Наполеона: «Я буду сражаться на подступах к Берлину, в Берлине или за Берлином», а на следующий день: «Я буду защищать город до конца. Я или переживу эту битву за столицу, или погибну со своими солдатами».

Гитлер, не имея на это никаких с военной точки зрения оснований, все еще твердо верил в то, что военная удача каким-то образом вернется к нему. Даже Кейтель разделял эту веру, ибо вечером 22 апреля он начал подготовку операции по оказанию помощи Берлину, в основном силами армии Венка. На следующий день они с Йодлем присутствовали на совещании в рейхсканцелярии. Обоим суждено было видеть тогда Гитлера в последний раз после тысячи дней войны. Вернувшись вечером в свои временные квартиры в бараки Крампнитца под Потсдамом, они обнаружили, что штаб, ответственный за северную территорию, уже готовится к переезду в связи с приближением русских. Гитлер прислал подробные указания, где говорилось, что ни при каких обстоятельствах они не должны быть захвачены в Берлине. Кейтель тщетно протестовал, поскольку имел под рукой решение Гитлера, остававшееся в силе. Все-таки той ночью ОКВ «Север», состоявшее из подразделений штаба оперативного руководства и подразделений ОКХ, переехало в лагерь, расположенный в лесистой местности между Рейнсбергом и Фюрстенбергом. Дёниц с военно-морским штабом перебрался тем временем в Плён, так что согласно новому распоряжению Гитлера Кейтель вместе с Йодлем в качестве помощника взял на себя командование севером – впервые за всю войну. На своих новых постах они не испугались и продолжали прилагать все усилия, хотя полевые командиры во многом не желали их слушаться. Они издавали приказы, они что-то организовывали, они увольняли командиров, они назначали новых. Кейтель находился в вечном движении, Йодль неизменно оставался в ставке. Они не просто верили, что могут помочь Берлину (Гитлер, с которым они время от времени общались по телефону, думал так же), но они явно считали, что смогут продолжить полномасштабную оборону рейха.