В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - [48]

При переговорах присутствовал еще посредник, восточный человек, с турецкой фамилией. Присутствие посредника было мне неприятно, так как у меня имелось строжайшее предписание вступать в сношения только непосредственно с покупателем, а отнюдь не с посредником. В данном случае я ничего не мог сделать.

Н. Н. в длинном докладе изложил свои взгляды о торговой политике, которую должно проводить советское правительство по вопросу о платине. Я его не прерывал, хотя все это было мне давно известно, и дал ему высказаться.

Конечно, его фирма, подобно другим торговцам платиной, имела вполне понятное желание совершать для советского правительства комиссионные сделки по продаже платины, не сопряженные ни с каким риском, т. е. сосредоточить исключительно в своих руках всю продажу русской платины за соответствующее, хотя и очень скромное вознаграждение. Н. Н. утверждал, что существует банковская группа, согласная предоставить заем в известном размере под продаваемую платину. Все эти планы были мне хорошо известны. Они предлагались на рассмотрение валютного управления неоднократно и были ныне окончательно отклонены. Комиссариат финансов был заинтересован исключительно в том, чтобы продать крупную партию платины на известный срок по твердой цене.

После того, как Н. Н. закончил свой доклад, я сказал ему, что его план уже с разных сторон представлялся на обсуждение валютного управления, но что он неприемлем. Затем я заявил ему, что торговый представитель Мдивани знаком с моим мандатом, а из него ясно следует, что я уполномочен только на переговоры относительно твердой продажи крупного количества платины. Под конец я спросил Н. Н., согласна ли его фирма вести переговоры о покупке 70 тыс. унций платины по твердой цене. Я, конечно, знал наперед, что об этом не могло быть и речи. Н. Н. ответил отрицательно. Тогда я спросил его, согласна ли она вести переговоры о покупке меньшего количества, напр., 30 или 40 тыс. унций. Ответ и на этот раз был отрицательный. Наконец, я задал ему вопрос, какое же количество его фирма согласна твердо купить. В ответ я услышал, что его фирма этот вопрос обсудит, но, во всяком случае, дело может идти лишь о партии в несколько тысяч унций.

Получив такой ответ, я посмотрел на торгового представителя. Посредник, во время наших переговоров, очень нервничал. Когда он увидел, что я уполномочен вести переговоры лишь о продаже очень крупной партии платины и что дело, которое он считал уже определенно в своих руках, грозит из них выскользнуть, он начал прерывать меня вздорными уверениями в роде того, что «дело уже как-нибудь наладится», «все устроится по-хорошему», «ведь за фирмой стоит грандиозная группа банков» и «он уже все устроит».

Н. Н. держался в высшей степени корректно. Он вполне понимал, какая задача мне предстояла и не сомневался в том, что при таких условиях дело было для его фирмы неосуществимым. Но мне бросилось в глаза, что и торговый представитель нервничал. В присутствии обоих он по-русски уговаривал меня, что дело все-таки можно как-нибудь устроить. Я, тоже по русски, обратил его внимание на мой мандат, содержание которого ему было известно, и настаивал на том, что продолжение этих переговоров совершенно бесцельно, так как фирма, которая в лучшем случае может купить лишь несколько тысяч унций, для нас ни малейшего интереса не представляет.

Впрочем, еще утром, когда Мдивани назвал мне французскую фирму, я сейчас же сказал ему, что эта фирма, согласно имеющимся у меня сведениям, хотя и очень уважаемая, старая фирма, но все же она несомненно не располагает денежными средствами, нужными для совершения такой крупной сделки. Я закончил переговоры заявлением, что покупка нескольких тысяч унций не имеет для валютного управления ни малейшего интереса и что я вообще не имею права об этом вести переговоры. Я попросил Н. Н. обсудить еще раз наше предложение и написать затем торговому представительству ответ. На следующий день, 16 марта 1925 г., действительно, поступило на имя торгового представительства в Париже письмо от этой фирмы, коим фирма изъявила согласие купить 100 кило (около 3200 унций) платины по твердой цене. Мои предположения оказались, таким образом, правильными.

В тот же самый день, около 9 часов вечера, ко мне в гостиницу явился господин, который желал со мной говорить по очень срочному делу. Он назвал свою фамилию. Это был X. X., русский, бывший мой сослуживец. Я знал его уже много лет, как человека, заслуживающего уважение, но потерял его из виду очень давно. Я сейчас же его принял, приветствовал самым дружеским образом и спросил, как ему живется.

Л. «Как Вы вообще узнали, что я в Париже, где Вы достали мой адрес?»

X. «Вы сейчас же все поймете. Сегодня после обеда Вы вели переговоры в известном учреждении с г-ном Н. Н. и с таким-то посредником».

Л. «Я Вас не понимаю. Почему Вас интересуют мои переговоры, которые я вел или не вел? Для чего я буду с Вами разговаривать о моих служебных делах? Если бы я не знал, кто Вы, если бы я не знал Вас столько лет, я вообще прекратил бы немедленно наш с Вами разговор».