В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - [18]

Я познакомился с Урицким еще раньше. В конце ноября — начале декабря 1918 г., когда советское правительство начало беспощадную борьбу против Петербургской Городской Думы и против различных районных дум, с конечной целью роспуска всех этих учреждений, я явился к Урицкому в Смольный Институт, в качестве председателя Адмиралтейской Районной Думы, во главе депутации, состоявшей из гласных отдельных районных Дум. По поручению депутации я просил Урицкого прекратить борьбу против районных Дум. Я указал ему на важные коммунальные задачи, которые стояли перед гласными Дум и от выполнения которых зависело благосостояние большого города. Я без всяких оговорок признал, что городские районные Думы не стояли на должной высоте, но разъяснил ему, что война, революция, недостаток средств и сил в высшей степени препятствовали развитию деятельности Дум, и что при теперешнем положении вещей они являются во всяком случае единственными учреждениями, которые искренне стремятся справиться по мере возможности с задачами коммунального управления. Урицкий — нервный, низкорослый, тщедушный человек с острыми колющими глазами — прерывал меня неоднократно, но все-таки дал мне договорить до конца и заявил в ворчливом тоне, что он обдумает наши соображения, обещать же ничего не может. Думы, по его мнению, состоят главным образом из буржуазных и мелко-буржуазных элементов, число же гласных — пролетариев там весьма ограничено. Такое положение вещей должно быть изменено, так оставаться это дальше не может.

В действительности борьба закончилась тем, что все петербургские Думы были распущены в январе-феврале 1919 г.

На следующее утро, я поехал к Урицкому в гостиницу «Метрополь». Само собой разумеется, как и во всех прочих гостиницах, где останавливались комиссары и высшие советские сановники, принимались и здесь все обычные меры предосторожности. Каждый посетитель, входящий в вестибюль гостиницы, должен был пройти мимо служащего, который спрашивал его о цели посещения. Служащий по получении ответа спрашивал по телефону у комиссара, которого назвал посетитель, действительно ли посетитель назначен к нему, и, в случае положительного ответа, пропускал его в комнату.

Меня пропустили немедленно и я вошел в еще неубранную комнату, которую Урицкий занимал вместе с Крестинским. Оба были еще не одеты. Они стояли передо мной небритые, в ночных туфлях, без пиджака, в подтяжках и без воротника. Я поздоровался с Крестинским, который представил меня Урицкому.

У. — Я Вас уже знаю. Я отлично помню, что Вы были у меня в конце прошлого года в качестве представителя городских Дум. Какое дело у Вас ко мне теперь?

Л. — Я думаю, что Крестинский Вам уже вкратце изложил цель моего посещения. Дело идет о Р. Р., который сидит в Петербурге в заключении!

У. — Почему Вы приходите ко мне? Почему Вы просите за этого человека? Вы его знаете, что ли, он, может быть, Ваш друг?

Л. — Р. Р. — не мой друг. Я его совсем не знаю; я его никогда не видел. Я потому решился к Вам прийти, что меня об этом просил его брат Георгий Р., жених моей младшей сестры. Это может послужить Вам достаточным объяснением, почему я согласился просить Вас за Р. Р.

У. — Хорошо. Ну, что же Вы можете сказать об этом человеке? Он — спекулянт самого низшего пошиба. Он злоупотреблял своим положением в шведском Красном Кресте, припрятывая часть находившихся у него и предназначенных для военнопленных продуктов питания, а затем продавая их за большие деньги частным лицам.

Л. — Об этом я ничего не знаю, об этом я ничего не слышал. Может быть, что Р. Р. спекулянт, может быть, что он спекулянт самого низшего пошиба. Если у Вас имеются доказательства этого на лицо, то Вы, конечно, поступите с ним соответствующим образом. Но здесь вопрос идет совершенно о другом: не о спекулянте Р. Р., а о том, что его обвиняют в соучастии в покушении на Володарского.

У. — Что Вы можете по этому поводу сказать, что Вы вообще об этом знаете?

Л. — Я ничего не знаю о покушении. Я знаю только, что Р. Р. участник гонок, любитель женщин, танцор и прожигатель жизни. Он интересуется лошадьми, автомобилями и женщинами. Он хочет хорошо жить и хорошо зарабатывать. Это все, что его интересует. Политические идеалы весьма далеки от него, он ни в каком отношении не идеалист, а следовательно и не в политическом. Он своей жизнью не рискнет из-за политического покушения, безразлично от того, против кого оно направлено.

У. — Одним словом, Вы просто его считаете неспособным участвовать в покушении с политической целью?

Л. — Безусловно нет. Весь его характер говорит против этого.

У. — Можете ли Вы ручаться за Р. Р.!

Л. — В нынешнее время можно ручаться только за самого себя и за самого близкого друга, которого знаешь вдоль и поперек. Я уже потому не могу ручаться за Р. Р., что я его лично вообще не знаю. Тем не менее, все что я сказал, остается в полной силе. Я могу только еще раз повторить, что я лично нисколько не сомневаюсь в том, что он не имеет ни малейшего отношения к покушению на Володарского.

У. — Сделали ли бы Вы это заявление, если бы у Вас были сомнения в том, принимал ли Р. Р. участие в покушении?