В сложном полете - [21]

Умаркин недоволен, что рота «споткнулась о коня». Стыдит на построении, угрожает:

— Я прикажу ставить снаряд перед входом в столовую и на обед попадет тот, кто через него перепрыгнет… Чего смеетесь? Это испытанный способ. Спросите старых курсантов…

Мы недоверчиво переглядываемся: кто его знает — в армии все может быть. Легенду или быль о находчивом ротном слышим не впервые. Видно, был такой. Долгую память оставил…

Правда, с каждым занятием по физо ряды «всадников-лихачей» неуклонно редеют. Да и пора! Сколько можно бояться?..

Вот и я решился: будь, что будет. Посмотрел за умелыми и неумелыми со стороны, подметил разницу в технике выполнения прыжка и пошел в конец зала разбегаться.

Издали ближний торец снаряда кажется еще острее.

— Гляди на дальний конец! Только на него! — командует преподаватель. — Пошел!

Помчался…

— Руки кинешь на полную длину и достанешь пятно!

Прыжок!.. Торпедой лечу над конем, выбрасываю руки, тянусь к меловому пятну, которое нанес преподаватель. Толчок!.. И приземляюсь на мат, лежащий за снарядом. Еще не очухавшись, слышу:

— Ура-а! Комсорг прыгнул! Теперь все отделение перемахнет!

Отбегаю в сторону, с радостным удивлением гляжу на длинное-предлинное блестящее черное тулово укрощенного «мустанга». Неужели одолел? А ну-ка еще!.. Бегу на старт. И снова лечу. Вижу лишь задний край. Его достать во что бы то ни стало!.. Толчок!.. И опять перелетаю. Ура-а! — ликую в душе. Победа! Такая важная, долгожданная! А сам, наверняка красный, улыбаюсь во весь рот…

Вечером на самоподготовке прыгнул для закрепления еще дважды.

К сожалению, не все в отделении перепрыгнули. Малыши: Женька Середин и Колька-«суворовец» упрямо «садились в седло».

— У нас руки и ноги ко́ротки, а мерин такой длинно́й, поэтому не перелета́м! — объяснял свою неудачу Середин. А Колька поддакивал, да изредка глубокомысленно изрекал:

— В самолете и в полете лошадей нет!..

Но не только малыши не справились с «жеребцом». Лавровский и Герка Ромаровский тоже позорно плюхались «на вершину». Игорь, видимо, из-за своего роста в силу не вошел, а Герка — широкоплечий, здоровый парень по прозвищу «паникер» и «уй-уй-уй», то ли из-за своей неуклюжести, то ли от страха. Непонятный он человек. По виду богатырь, а при малейшей трудности, не стесняясь окружающих, начинает громко стонать:

— Уй, уй, уй! Как я с этим справлюсь? Что делать? Что делать?..

Сколько ни рассказывал им я, ни показывал, как научиться прыгать, ничего не помогало. Дальше середины не улетали. Остается лишь надеяться — со временем «укротят»…

* * *

«Хороша ты жизнь у нас на флоте

не то что в этой обаной пехоте,

нас фартово одевают и на берег не пускают,

гоп со смыком это буду я-я…»

— Не дает покоя Пекольский.

— Дежурный по роте…

— Что? Что? Есть! Бухают сапоги.

— Слышь, секлетарь! А секлетарь! — издевается Аттик. — И что сегодня тебя требуют начальники!.. То дежурный по училищу! То помаш! А теперь вот сам начальник УЛО вызывает к девятнадцати ноль-ноль! Что ты натворил, сознайся! — злорадным смешком заливается «моряк». — Я ведь никому не, говори! И что только тебе будет!?

Мне неохота с ним разговаривать. 25 кил скажу ометров бега и бессонная ночь дают себя знать. Я с трудом разлепляю веки. Но Аттик уже испарился.

— Кто это говорит?.. Девушка?!.. С утра он здесь в казарме!.. А как вас звать?! Давайте познакомимся!..

Я улыбаюсь. Не выдержала все-таки, позвонила, заботливая…

ИДУ НА ВЫ!..

От Любы ежемесячно получаю письма. И все теплее и теплее.

«Здравствуйте!

Я уже привыкла к вашим письмам. Красочно вы описали свой первый караул. Точно сама в нем побывала. Пишите о своей жизни подробнее и чаще. Я же ее не знаю, а она меня заинтриговала…»

Вострик, когда прочитал эти строки, округлил глаза.

— Ну ты даешь?! С пятого письма расположил к себе. Мне бы так.

Я тоже немножко жду ее писем. Радостно становится, когда их читаю. Внимание всегда согревает…

Успеваемость в роте немного повысилась. Отчислили группу «аргентинцев» во главе с Палко — «железных» двоечников, не вылезавших из санчасти. Но отстающих по-прежнему много.

Совсем недавно начальник УЛО подполковник Пауксон провел строевое собрание с активом батальона: командирами отделений и групкомсоргами.

Собрание проходило в его кабинете — большой угловой комнате.

Пауксон кратко ознакомил с успеваемостью батальона.

— Командование училища и меня, как начальника отдела, крайне интересует, в чем причина такой учебы? Что мешает лучше учиться?.. Хотелось бы знать ваше мнение по этому вопросу. Снизу порой бывает виднее. Прошу высказаться…

Один за другим говорили старшекурсники. Толково говорили. И лишь — «пятиротники» молчали.

Я ждал, когда выступят авторитеты — Желтов, Апрыкин, Хромов, Шмелев или комсорги. Но они почему-то отмалчивались?.. Вероятно, ждали моего выступления.

Пауксон хмуро взглянул на нас.

— Не понимаю, почему пятая рота воды в рот набрала? По успеваемости в батальоне занимает последнее место и упорно не хочет раскрыть своих секретов. Ваше слово, пятая рота…

Я заерзал на стуле, поглядел на своих. Кое-кто, покраснев, еще ниже опустил голову… Что же делать? Кто-то должен выручить роту. Неужели честно не выскажемся? Разве нечего сказать? Так почему молчим?