В Шотландском замке - [38]

Несколько лет мальчики провели в училище и вернулись уже молодыми людьми, а я стала шестнадцатилетней девушкой. За несколько месяцев до того скончалась леди Арабелла, и в Комнор-Кастле поселилась старая родственница, чтобы вести хозяйство и вывозить меня.

Эдмонд мало изменился. Он был по-прежнему надменен, вспыльчив, смел и пристрастен к воинским упражнениям. Вальтер же, наоборот, за эти годы отсутствия очень изменился к лучшему: он похорошел, научился ездить верхом и владеть шпагой. Мне чрезвычайно нравилось его грустное, кроткое лицо и задумчивый взор голубых глаз. К тому же, он выказывал мне искреннее обожание, называл своей покровительницей, ангелом-хранителем, и мы были неразлучными друзьями.

Эдмонд косо смотрел на нашу дружбу и держал себя как жених, но я твердо решила не выходить за него замуж, а так как вопрос шел о путешествии в Лондон, то Вальтер посоветовал мне обратиться прямо к королю и молить его защитить от ненавистного мне брака.

Мы уже объяснились с ним в любви и дали друг другу слово. Тем временем шли приготовления к отъезду, как вдруг произошло неожиданное несчастье.

Дядя был тяжело ранен в голову: говорили, что он оступился и слетел, спускаясь ночью по винтовой лестнице с архивной башни. Единственный свидетель, светивший ему, Том Стентон, именно так рассказал это происшествие. Он позвал слуг, которые затем перенесли раненого в его комнату, а через два дня дядя скончался, не приходя в сознание.

Спустя два месяца мы отправились в Лондон. За это время я мало видела Эдмонда, занятого делами. Вальтер также отправился вместо Эдмонда в отдаленное поместье. Он должен был ехать с нами, но не прибыл в назначенное время, и мы отправились без него. На мой вопрос по поводу его отсутствия герцог пренебрежительно ответил:

— Этот пасхальный агнец, вероятно, беспутничает где-нибудь, Но будь покойна — он не пропадет.

Название "пасхальный агнец" он дал Вальтеру потому, что тот любил одеваться в нежные цвета, преимущественно в белое, украшенное голубыми или розовыми лентами одеяние.

В Лондоне я очутилась словно в ином мире. После уединенной, спокойной жизни в Комнор-Кастле я чувствовала себя совсем не на своем месте в этой сутолоке, среди новых знакомых.

Эдмонд был любезен и предупредителен, но не заговаривал о женитьбе, а я по своей наивности воображала, что он отказался от этого плана и имеет в виду что-нибудь другое.

Однажды он сказал мне, что день моего представления ко двору назначен, так как Их Величества пожелали меня видеть. При этом он посоветовал мне быть интересной, в виду того, что при дворе будет много красавиц и меня станут судить известные знатоки женской красоты. По этому случаю он подарил мне унаследованные от матери великолепные кружева и нитки чудесного жемчуга. Во мне проснулось кокетство и желание нравиться, которые до сей поры дремали, потому что к Эдмонду я была равнодушна, а Вальтеру все равно нравилась, как бы ни была одета. Однако мысль о туалете для представления ко двору всецело поглотила меня, и я даже забыла про Вальтера, который все не возвращался.

Когда в день представления я оглядела себя в зеркало, то осталась довольна. Мне минуло семнадцать лет, и я была очень хорошенькая: белое, атласное, вышитое серебром и жемчугом платье, воротник из драгоценного кружева и жемчужный головной убор чудесно шли к моему ослепительному цвету лица.

Я раскраснелась от волнения, но все-таки поехала довольно спокойно с Эдмондом и старой герцогиней, которая должна была представить меня.

Когда я очутилась среди многочисленного, блестящего общества и почувствовала, что сотни любопытных глаз устремлены на меня, сердце мое усиленно забилось: я не смела поднять глаза и словно во сне проходила громадную залу. Лишь приседая перед троном я решилась взглянуть на королевскую чету. Оба показались мне" очень симпатичными: королева ободряюще кинула мне головой, а король смотрел на меня с благосклонной улыбкой.

Но каково было мое изумление и ужас, когда из обращенных ко мне высочайших слов я узнала, что была представлена им, как невеста Эдмонда, и что король с королевой окажут мне высокую честь присутствовать на моей свадьбе, которая должна состояться через месяц в капелле королевского дворца.

Был момент, когда я думала, что земля разверзается под моими ногами, но я была еще слишком молода и не имела смелости крикнуть: "Это предательство!.. Он лжет!.." Уж не знаю, что я пробормотала в ответ, но вероятно, мои слова приняли за выражение благодарности, потому что королева протянула мне руку, которую я поцеловала, и поздравила, как и король. Та же высокая милость была оказана и Эдмонду, а затем весь дворец принес нам поздравления.

Я сознавала, что все кончено, и думала, что задохнусь от негодования. Моя строптивая и властная душа возмущалась произведенным надо мной насилием, и вернувшись домой я сделала Эдмонду бурную сцену, обозвав его подлым предателем, недостойным имени благородного человека. Я воображала, что он взбесится, и очень удивилась, когда он просто расхохотался мне в лицо.

— Милая Антония, я ненавижу сцены и бесцельную болтовню. Строго обдуманное и важное семейное соглашение — каким является наш союз — не может быть расторгнуто из-за каприза девочки. Поэтому я разрубил этот вопрос во избежание лишних между нами пререканий. Теперь возврата не может быть, и тебе остается лишь примириться с несчастьем иметь мужем меня, а не "пасхального агнца". Со своей стороны я очень доволен: король и придворные кавалеры наговорили мне много лестного по поводу моей прекрасной невесты, — добродушно закончил он.