В школе и дома - [3]

— Ой, а нас-то даже не взяли тогда! — с укором сказала Лида.

— Да уж мы всю дорогу с Миронычами горевали, что тебя с нами нет! — дернув Лиду за косичку, засмеялся директор.

Прошли по двору вдоль забора. Сергей Николаевич подробно расспрашивал обо всем — его особенно интересовало, что делали на стройке ребята. Иногда, указывая на что-нибудь, он машинально поднимал левую руку. Пальцы этой руки в черной перчатке были согнуты и неподвижны. Боясь неосторожно задеть больную руку Сергея Николаевича, ребята держались с правой стороны; они ничего не спрашивали: четыре ленточки на гимнастерке яснее слов говорили о том, что перенес их учитель.

Осматривая новый крашеный забор, Сергей Николаевич с большим вниманием выслушал рассказ о том, как бригада Трубачева чуть-чуть не проиграла соревнования и как на помощь к ним пришли Андрейкины земляки.

— Обязательно познакомьте меня с вашим Андрейкой! — сказал Сергей Николаевич.

Васёк вспомнил про Алешу Кудрявцева и подвел его к учителю:

— А вот Алеша Кудрявцев, мы с ним тоже дружим!

Сергей Николаевич кивнул головой, улыбнулся.

— На фронте был такой генерал Кудрявцев. Человек исключительной храбрости и благородства. Он очень заботился о людях, его все любили у нас. Во время одного воздушного налета он был тяжело ранен, но до конца боя не позволил увезти себя в госпиталь, — сказал учитель.

Лицо Алеши вспыхнуло, глаза засияли, но он молчал.

— Это его отец! — указывая на товарища, гордо сказал Васёк.

— Твой отец? — Сергей Николаевич пытливо взглянул на мальчика. — Что же ты молчишь?

— Он не любит зря хвалиться, — одобрительно хлопнув Алешу по плечу, сказал Мазин.

— Не надо хвалиться, но можно и должно гордиться таким отцом! — значительно сказал учитель.

— Я горжусь! — тихо, с достоинством ответил Алеша Кудрявцев.

Ребята повели учителя в дом. Прошли коридор, показали Сергею Николаевичу будущий шестой класс.

— Вы, наверно, уже забронировали себе тут все места? — пошутил учитель.

Алеша взглянул на Васька и живо сказал:

— Нет еще… То-есть некоторые выбрали уже парты, конечно… А мы завтра выберем.

Ребята вспомнили об экзаменах, и у каждого в сердце шевельнулась прежняя тревога.

— Нам еще о многом нужно поговорить с вами, Сергей Николаевич, — снова тихо и серьезно сказал Васёк.

— Да, конечно. Но и это потом, — так же, как в первый раз, ответил учитель.

Перед пионерской комнатой ребята засуетились. Вытащили вперед Севу. Он немного упирался и громко шептал:

— Да я не сумею хорошо рассказать…

Сергей Николаевич с удивлением глядел на Севу. Малютин запомнился ему худеньким, болезненным мальчиком. На фронте, думая об оставшихся на Украине ребятах, он очень боялся, что Сева не перенесет всех трудностей, которые выпадут на его долю.

Теперь перед ним стоял крепкий подросток с загорелыми от работы руками и румянцем на щеках.

— Ну-ну, Сева Малютин! О чем это ты хочешь мне рассказать? — спросил Сергей Николаевич, кладя руку на плечо Севы.

— Сейчас, сейчас! — заторопились ребята, открывая дверь в пионерскую комнату.

— Показывайте, что у вас тут! — сказал, входя, Сергей Николаевич.

Одинцов торжественно подвел его к фотографии. Учитель узнал себя, Митю, улыбнулся.

— Какой-то он стал теперь, наш Митя?

— Он герой! Партизан! — ответило ему сразу несколько голосов.

— Вот наш дневник. Здесь все написано, — сказал Одинцов, подавая учителю дневник.

Учитель узнал путевую тетрадь отряда.

— Вот это хорошо, что вы всё записывали! Я возьму эту тетрадь с собой, — сказал Сергей Николаевич.

Васёк подтолкнул Севу. Все ребята в нетерпеливом ожидании глядели на Малютина.

— Сергей Николаевич, садитесь, ладно? Мы должны вам что-то рассказать, — предупредил Васёк.

— Сажусь, ладно, — пошутил Сергей Николаевич, усаживаясь на диван.

— В госпитале, где мы работали, лежал один комсомолец — Вася. Его привезли зимой… — неуверенно начал Сева.

Лицо учителя стало очень внимательным. Сева говорил медленно, подыскивая слова.

— Вася рассказывал о своем командире, и мы слушали. Вася был подносчиком снарядов на четвертой батарее…

Учитель сделал неуловимое движение.

— Фашистские танки были разбиты… На батарее уцелело только одно орудие. Возле него осталось два человека — Вася со своим командиром. И тогда выполз еще один танк… Вася был ранен, и он не знал, остановил или не остановил его командир этот танк…

— Остановил! — вдруг сказал Сергей Николаевич. Лицо его оживилось, глаза заблестели. — Где Вася?

Ребята бросились к учителю, заговорили все сразу:

— Вася уехал!

— Он так любил вас!

— Он все время рассказывал о вас!

Трубачев протиснулся к Сергею Николаевичу:

— Уезжая, Вася сказал: «Скажите ему, ребята: много Васей есть на свете и много у него в части красноармейцев, только, может, вспомнит он подносчика снарядов с четвертой батареи… Уехал, мол, на фронт в его шинели».

Сергей Николаевич встал. Глаза его смотрели через головы ребят куда-то далеко-далеко, словно он видел снежное поле и идущего по дороге молоденького красноармейца с винтовкой и вещевым мешком за спиной.

— До свиданья, Вася! — тихо сказал учитель. — Мы еще встретимся!

* * *

Темнело. В сумерках отчетливо выделялись побеленные мелом края тротуаров. Дома без огней с виду казались спящими, но на улицах было людно и оживленно.