В шаге от бездны - [4]

     Конечно, он допустил несколько второстепенных ошибок: недооценил живучесть расы илимов, не предвидел вмешательства Антареса и его метаний между предательством и дешёвой верностью, из-за которых Кочевник теперь временно лишился возможности находиться в его галактике, слишком понадеялся на расторопность илимских пешек, до коих он ещё доберётся, и пока что не решил, как относиться к прощальному подарку Илтим – её мутантам, перешагнувшим свою эволюцию. Кочевник был рад, заблаговременно позаботившись о таких, как они, и если бы его слуга убил и этих двоих, Владыке не пришлось бы сейчас тревожиться по пустякам.

     Но в остальном он был доволен.

     Ему уже доложили о том, что Красная Звезда покинула свою Вселенную и отправилась в множественные миры. Всё шло своим чередом, и Тёмному Кочевнику оставалось лишь незримо наблюдать и подталкивать своих дублёров в нужном направлении.

     В его пьесе, как и в его жизни, начинался завершительный акт.

Глава 1

     Горячая влажная слизь стекала между пальцев Энлиля, обволакивая изорванное лицо и уцелевшую руку жижей, состоящей преимущественно из запёкшейся крови, раздробленных костей, грязи и взорвавшихся внутренностей. Командир отхаркивал мерзкие солоноватые комки, с досадой рассматривая ещё недавно живую плоть и пытаясь упорядочить вновь разбушевавшиеся мысли. Это было не к добру. Мысли стоило контролировать. Возможно, Энлилю удалось бы быстрее успокоиться, если б не одно «но» – размозжённая плоть, в которой он беспомощно увяз, принадлежала ему. И наблюдение за тем, как всё твоё тело от ног до грудной клетки полностью уничтожено, а тебе самому ничего не остается, кроме как в очередной раз захлёбываться своей же рвотой, лишь сильнее спутывало неопытный, едва переродившийся разум.

     Боль казалась невыносимой, нервной, натянутой, но Энлиль знал, что, если бы он мысленно не уменьшил её, ощущения превосходили бы нынешние в десятки раз и взорвали бы его уцелевший мозг. Это было то немногое, чему командир научился, – частично блокировать боль. Облегчить же чем-то ещё своё нынешнее состояние Энлилю было сложно.

     Рядом незаметно появился Энки.

     – Помочь? – поинтересовался напарник.

     Командир ощутил, как от товарища начинала распространяться невидимая энергия, направленная на его регенерацию.

     – Нет! – поспешно отказался тот. – Я должен сам.

     Энки сдержанно пожал плечами. Оба они всё реже обращались к обычным словам, неосознанно переходя на телепатическое общение. Без продолжения ненужного разговора, наёмник тихо исчез, оставляя командира наедине с его привычной проблемой.

     Успокоившись, Энлиль сосредоточенно застыл, отгоняя от себя весь ненужный шум. Некоторые вещи давались ему лучше, некоторые сложнее, нежели Энки, и регенерация входила в число последних. Сам он изначально ещё подсчитывал количество случаев, когда ему, как и сегодня, приходилось оставаться изувеченным по воле своего же разума, но, чем дальше удалялся тот день, когда Кали сотворила с ними всё это, тем реже Энлиль думал о статистике неудач. Теперь в состоянии полутрупа он находился куда чаще, чем в здравии.

     С четвёртой попытки ему всё-таки удалось притянуть рассеянные частицы для построения своей плоти, возвращая их на прежние места. Пошевелив обретёнными конечностями, командир не спеша поднялся, давая себе обещание быть осмотрительнее при телепортации. Причиной его травм, как правило, становилось неудачное перемещение. Энлилю не всегда удавалось выбрать правильную точку прибытия, и иногда он оказывался разорван невидимой материей или энергией, соединяющей слои пространства, но чаще наёмника просто сталкивало с попавшимися при материализации телами. Он врастал или застревал в камне, телепортировался под землю, в воду, и уязвимая плоть, не защищённая энергетикой разума, моментально превращалась в мертвечину. Сегодня ему отчасти повезло – у него хотя бы оставалась голова на плечах. В случаях же, когда тело рассеивалось полностью, воссоздать его было куда сложнее.

     Закончив с регенерацией, Энлиль недовольно оглядел самого себя. Что-то в их с Энки самовольном обучении не заладилось изначально. Повлияв на их эволюцию, Кали дала им не только толчок в развитии, но и поделилась с ними многим, что знала сама, но тех навыков, которые, несомненно, пригодились бы друзьям, в памяти их разума не оказалось. Им приходилось действовать вслепую.

     С их последней встречи пробежало чуть больше двух месяцев. Едва очнувшись в покоях Канцлера, с первых секунд пробуждения и по сей день, как и Энки, Энлиль неизменно пребывал в борьбе со своими главным врагом – самим собой. Поначалу его обновившийся разум был милостив, оставаясь в беспамятстве. Но потом командир начал всё чаще сталкиваться с изменениями, проявлявшимися в той или иной форме, и уже не мог укрыться в темноте обморока. Его неконтролируемый, непонимающий своих пределов разум рвался во все стороны, что приводило к ужасным, непредсказуемым последствиям.

     В первые дни нового существования ему и Энки пришлось пропустить через себя столько эмоций, сколько наёмники не испытывали за всю жизнь, и главной из них оказался страх. Энлиль боялся практически всего, что открывалось его мыслям, боялся копошащихся в голове и теле незаметных доселе ниточек энергии, но, главное, чего больше всего опасался наёмник, так это того, на что были способны эти ниточки, когда сплетались в энергетический ком и соскальзывали с невидимых округлых границ его разросшейся яркой души, устремляясь в слои пространства.