В сетях шпионажа - [55]

Канарис, проживавший в «Гранд-отеле» под именем старшего правительственного советника Фукса из Берлина, имел три важные встречи с военно-морским атташе Шрейбером, который охарактеризовал майора Бенеке как «пустого человека». Шрейбер заручился обещанием адмирала о том, что с началом операции он, Шрейбер, будет возглавлять весь военный аппарат абвера в Осло. Это привело к тому, что Прук 4 апреля сломя голову вылетел в Берлин за указаниями.

1 апреля Бенеке, получивший точные сведения о попытках норвежского министерства иностранных дел выслать его из страны, обсудил с Канарисом наиболее приемлемые контрмеры. Вместе с командором Мейснером, представителем контрразведки, Канарис направился позавтракать в ресторан «Спейлен». Во время завтрака он незаметно наклонился к Мейснеру и почти с сожалением сказал:

— Дело зашло слишком далеко. Акцию, к сожалению, остановить нельзя.

Затем он съязвил по поводу глупости дипломатов (вероятно, имея в виду и военно-морского атташе), считавших, что норвежцы не окажут сопротивления. Хотя Канарис был противником нападения на Норвегию, он безоговорочно выполнял свои обязанности. Своими рапортами он попытался было воздействовать на руководство и уговорить его отказаться от намеченной акции, но его настойчивые указания на то, что английский флот готов к выходу в море, не подействовали. Они лишь укрепили Гитлера в его решении нанести удар.

3 апреля, в тот самый вечер, когда Пикенброк встречался с Квислингом в Копенгагене, полковник Остер, начальник оперативного отдела абвера, посетил голландского военного атташе в Берлине майора Саса и обронил в беседе с ним первое, правда не совсем ясное, предупреждение о предстоящем нападении немцев на Данию и Бельгию. Двумя часами раньше бывший норвежский военный министр, майор Квислинг, просил немецкий генеральный штаб начать вторжение в Норвегию, чтобы опередить англичан. Предупреждение полковника Остера не было ходом в борьбе за Норвегию, это, скорее, был шаг в направлении свержения нацистского режима.

НС — прорастающее семя нацизма

Сразу же после ухода Квислинга с поста премьер-министра и создания административного совета доктор Брэйер был отозван в Берлин в распоряжение министерства иностранных дел. Фон Фалькенхорст считал, что германская администрация в Норвегии должна быть организована так же, как в Бельгии в 1914–1918 годах, то есть во главе с гражданским чиновником, но под наблюдением главнокомандующего. Боясь влияния каких-либо партий на военное сопротивление норвежцев, Фалькенхорст послал по телеграфу настоятельную просьбу в Берлин — не лишать его возможности мирного урегулирования конфликта путем введения гражданской администрации.

Единственным ответом была телеграмма от 21 апреля: «Рейхскомиссар Тербовен с сопровождающими лицами прибудет сегодня на аэродром Форнебу в 10.00. Полицейские отряды высадятся в норвежских портах сегодня на рассвете».

Эти последние слова телеграммы из штаб-квартиры Гитлера вызвали в штабе Фалькенхорста большое недовольство и возмущение. До сих пор из портовых городов Норвегии не поступало никаких сообщений. Вскоре выяснилось, как рассказывал Прук, случайно присутствовавший в штабе при получении неприятной телеграммы и поэтому с особым интересом следивший за развитием событий, что гестаповцы и штурмовики действительно высаживаются в небольших рыбачьих поселках, не ожидая подхода немецких войск. Фалькенхорсту не оставалось ничего иного, как примириться со свершившимся фактом.

После прибытия в Норвегию гестапо и СД перед абвером встала задача найти новые формы работы и сотрудничества между исполнительным аппаратом Тербовена и военным командованием. На долю Прука выпало установление связи с оберштурмбанфюрером Штальэкером. Они договорились строго разграничить сферы деятельности. Всеми военными вопросами должен был заниматься абвер, всеми гражданскими — гестапо.

Размещение в Норвегии органов нацистской партии привело, как и предвидели руководители абвера, к целому ряду осложнений. Вот что рассказывает в этой связи сам Прук:

«Однажды вечером вместе с несколькими офицерами из моего управления я сидел в ресторане отеля „Бристоль“. Я обратил внимание на столик, неподалеку от нашего, где сидела весьма сомнительная компания безусых юнцов и совсем молоденьких девиц. Они явно не гармонировали со строгой обстановкой „Бристоля“.

С удивлением я обнаружил, что эти наглые и шумливые юнцы говорят по-немецки.

— Вы, видимо, не знаете, что это за люди? — спросил меня один из офицеров, капитан контрразведки, заметив мой озадаченный взгляд.

— Нет, — ответил я.

— Это арьергард СД — провокаторы и потаскушки. Они повсюду следуют за СД и всегда готовы выполнить свое особое задание».

Через несколько дней после прибытия Тербовена в Осло он пожелал лично встретиться с Пруком. С согласия Фалькенхорста доктор Штальэкер представил Прука Тербовену в его кабинете в здании стортинга. К удивлению Прука, Тербовен попросил Штальэкера оставить их наедине, и у них состоялась почти полуторачасовая беседа.

Тербовен вначале попросил рассказать ему о предыстории оккупации Норвегии. Затем он заинтересовался настроениями, царящими среди норвежцев. Прук отвечал откровенно. Норвежцы чувствовали себя лучше при вермахте, чем при гражданской власти. Об этом свидетельствуют первые донесения о настроениях в народе. Норвежцы — свободолюбивый народ. Это доказано историей. Прук хотел бы предупредить против всякого вмешательства во внутренние политические дела Норвегии.