В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - [33]
Таким образом, если мы признаем очевидность в качестве того, что несет особую интенциональную своеобразность, то мы тем самым причисляем очевидность к «качествам» интенционального акта. С учетом высказывания Гуссерля об очевидности как «переживании истины» может показаться, что истина выступает своеобразным интенциональный коррелятом, на который и направлен акт очевидности. Опасность такого заблуждения должна быть устранена:
Точно так же было бы заблуждением, если бы переживаниям очевидности хотели бы придать интенциональный статус, как будто бы в них сознание «направлено на» нечто, а именно на истину. Скорее, очевидность можно понять феноменологически не иначе, как особый способ интендирования, посредством которого интендированное отнюдь не определяется, но лишь более точно квалифицируется.[222]
Прежде всего необходимо еще раз подчеркнуть, что очевидность — результат процесса совпадения подразумеваемого с созерцаемым. Это, в свою очередь, означает, что если очевидность и может быть проинтерпретирована как интенциональность особого рода, то только как сложный интенциональный акт, но ни в коем случае как качество акта, стоящее в одном ряду с такими качествами акта, как восприятие, воспоминание, представление фантазии и т. д. Другими словами, безусловно, очевидность есть переживание (и в этом смысле, конечно, представляет собой акт интенциональный), но для обозначения его интенциональности недостаточно ни указания на различие в нем «материи и качества интенционального акта», ни указания на такое различие в самой пустой интенции:
Чисто сигнитивный акт имел бы место как простой комплекс качества и материи, если бы он вообще способен был быть только для себя, то есть был бы способен образовывать конкретное единство переживания. Но это невозможно; мы постоянно находим ему как приложение некоторое фундирующее созерцание.[223]
Переживание очевидности есть результат совпадения интендируемого с созерцанием, которое этому интендируемому соответствует. Очевидность есть при этом не свойство предметности, но некая сопутствующая деятельность сознания, которая именно «приводит к очевидности» предметное. Ключевым выражением для понимания того, что означает очевидность как результат, является выражение «синтез наполнения».[224]
Очевидность не есть простой акт интенции, а сложный акт, вернее, особый род синтетического акта. Как синтез совпадения пустой интенции и созерцательного наполнения переживание очевидности в отношении его ноэматического результата есть идентифицирующий синтез, идентифицирующий (сперва только сигнитивно) подразумеваемое с тем, что оно собой представляет по отношению к самой вещи; интендируемое предметное, благодаря наполняющему созерцанию, становится представленным как оно самое. Предметное, «просто мыслимое» в пустом полагании, получает посредством наполняющего созерцания свою вещную полноту и актуальность.
Поэтому дефиниция очевидности как «переживания истины» означает, что вещь переживается в ее самоданности. А значит, под истиной Гуссерль подразумевает подлинную самоданность предметного. Соответственно, истина у Гуссерля является не коррелятом высказывания (суждения), но коррелятом самоданности вещи.
Сама очевидность является, как мы сказали, актом самого совершенного синтеза совпадения. Как и всякая идентификация, она есть объективирующий акт, а ее объективный коррелят называется бытием в смысле истины или также истиной…[225]
Очевидность как переживание истины означает не что иное, как переживание самоданности вещи, т. е. переживание подразумеваемого предметного в модусе его созерцательной полноты.[226]*
Объективирующие акты как акты познания
Акты наполненных интенций Гуссерль называет «объективирующими актами», которые и являются актами познания. Сами созерцания и пустые интенции суть элементы таких объективирующих актов, т. е. они составляют неразрывное динамическое единство, обусловливающее познание в самом строгом смысле.[227] Остановимся на том, что означает познание в строгом смысле и почему именно очевидность вносит в акт познания эту строгость.
Было бы неверным полагать, что познание вообще основано только на наполнении пустых интенций соответствующими созерцаниями. Это утверждение можно развернуть в двух аспектах.
Первый аспект касается того, что сами пустые интенции являются в некотором смысле познанием,[228] поскольку уже подразумевают некоторую предметность, пусть и в ее неопределенности или, говоря словами Гуссерля, в «горизонте неопределенной определенности».[229] Так, каждое актуальное восприятие окружено горизонтом пустых представлений, которые еще не получили своего наполнения. Например, мой акт восприятия этого дома содержит не только актуальное созерцание какой — то конкретно видимой мною его стороны, но также и другие его стороны, которые я в данный момент не вижу; эти стороны не просто отсутствуют для меня: они тоже подразумеваются, но как раз в пустых интенциях. Если бы они действительно не подразумевались мною вообще, тогда невозможно было бы отличить восприятие дома от восприятия отображения этого дома (например, на картине).
