В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - [113]

Не означает ли феноменологическая редукция ограничения пределами чистого сознания, принадлежащего, в эмпирико — психологическом понимании, индивидуальному, эмпирическому Я, а именно Я моему, феноменолога? Прежде всего, чем характеризуется это чистое сознание, чистое сознание Я?

<§ 37. Принцип конструирования единообразного потока сознания>

Эмпирическое Я обладает телом и, с другой стороны — очевидно, в совершенно ином смысле, — сознанием. Его сознанию принадлежит всякое сингулярное сознание в смысле cogitatio, которой оно обладает, которую оно переживает. Но составляет ли оно единицу при феноменологической редукции? Что же, нам уже приходилось говорить об одном потоке сознания; и в самом деле, единица феноменологического потока сознания и единица сознания, которая является исключительно сознанием одного — единственного Я в эмпирическом понимании или вычленяется из последнего при помощи феноменологической редукции, суть одно и то же.

Поразмыслим о следующем: всякая cogitatio — мы сформулировали это общее положение недавно — имеет свой темпорально упорядоченный фон. Ни одна из них не изолирована, любая из них представляет собою как бы нечто вымневаемое (Herausgemeintes) из окружения более или менее взаимосвязанных феноменологических дат (Daten). Вернее будет назвать их «дабилиями»; ибо лишь с помощью обращения мнящего взгляда[476] можно сделать из них подлинные даты, мнимости и данности (Gemeintheiten und Gegebenheiten). Это распространяется на любую cogitatio, которая приходит у нас к феноменологической данности, причем закономерно, независимо от того, будет ли эта данность данностью восприятия или же данностью какого — нибудь другого опыта. Итак, мы причисляем, разумеется, к одному феноменологическому Я, все, что подобный фон скрывает в себе по линии актуальности и одновременности (nach Gegenwart und Gleichzeitigkeit) в настоящем или же в направлении будущего или прошлого — точно таким же образом, как в эмпирическом постижении, все это принадлежит одному эмпирическому Я-сознанию. Впрочем, этот фон вполне может быть то ясным, то смутным, то может, по мере прояснения воспоминания, достигать порога ясности и определенности. То же касается и пред — поминания (Vorerinnerung), ожидания, которое, в общем, может оказаться весьма неопределенным. Абсолютно несомненно, однако, то, что такой временной ореол всегда налицо и должен быть налицо, и что, когда он не определен, его нельзя свободно и произвольно варьировать, но можно определить. Воспоминание может быть сколь угодно зыбким, пустым, лишенным какого бы то ни было наглядно схватываемого и анализируемого состава — ясное воспоминание возможно, причем такое, которое правомерно соотносится с [воспоминанием] неясным как проясняющее его и придающее определенность его содержанию — прошлому (ihren Vergangenheitsgehalt bestimmt gebende). Таким образом, здесь вновь налицо удивительная мотивационная взаимосвязь и правило сознания.

А как быть с тем случаем, когда мы имеем два воспоминания, каждое из которых обладает своим ореолом воспоминания, и в то же время никакая интуитивно — меморативная связка не опосредует содержания того и другого? Быть может, могут существовать изолированные воспоминания? Еще отчетливее: всякое воспоминание полагает (надлежащим образом редуцированное) сознание прошлого восприятия (ein vergangenes Wahrnehmungsbewusstsein) с ореолом временного, принадлежащего ему окружения, а значит, фрагмент более раннего потока сознания. Быть может, два положенных при помощи воспоминания потока сознания могут не иметь никакой взаимосвязи? Обязательно ли должны они встраиваться со своими временными фонами в единство одного, но совершенно не данного[477] потока сознания[478]? Может быть, нам не стоит ожидать, пока цепь ясного воспоминания действительно сведет оба [этих] воспоминания в единство? На этот вопрос один из законов сознания (а все это исключительно анализы и законы сущности) дает определенный и абсолютно очевидный ответ: любые два воспоминания, входящие в единство связывающей их актуальности сознания (Bewusstseinsgegenwart), смешаются в ней в единство воспоминания, т. е. [в единство] одного, пусть даже не заполненного интуитивно временного сознания, в котором воспоминаемое (das Erinnerte) одного воспоминания смыкается с воспоминаемым другого в еди ное воспоминание, в котором оба относятся к единому времени, а значит, с необходимостью доступны созерцанию как одновременные или следующие одно за другим, в смысле этого сознания единства. Может оказаться, что этот временной порядок сознается неопределенно, что в смысле этого временного сознания остается открытым вопрос, какое [из воспоминаемых] является более ранним, какое — более поздним или не являются ли они одновременными. Но тогда это неопределенность, таящая в себе определенность в смысле трех случаев [этой определенности], при единственном условии, что воспоминание можно вообще удержать как значимое (при этом необходимо отметить, что всякое воспоминание либо значимо, либо нет). Далее же из этого можно вывести, что тогда должна необходимо существовать «возможность» пробудить и пробежать, с ясностью и полнотой, ряд воспоминаний так, чтобы он связывал одно и другое воспоминание таким образом, каким действительно обеспечивается непрерывная временная взаимосвязь потока сознания. Естественно, это одна из мотивированных возможностей, которая, однако, не означает, что мы