В сердце России - [2]

Мне кто-то рассказывал, как лечил себя Павлов, знаменитый Иван Петрович Павлов, академик. У него было воспаление легких. И когда ему стало очень тяжело, вдруг попросил принести снегу. Принесли. Он взял его в пригоршни и полежал так с закрытыми глазами. Дело в том, что в детстве Павлов любил играть в снежки. А потом заметил: всякий раз, когда ему приходилось сжимать снег в руках, он испытывал радость. И на этот раз сработал рефлекс: радость помогла ему вылечиться.

Мой «снег» — Ока. Даже воспоминания о ней помогают освободиться от унылого настроения. Что говорить о том удовольствии, которое доставляет действительное путешествие по реке.

Каждая встреча с Окой — это встреча с прекрасным, неизведанным, это как бы прикосновение к тайне, такой же, как вдохновение, творчество.

Я рассказал читателям об Оке, начиная от истока, о примечательных местах в ее верхнем и среднем бассейнах в ареалах Орловской, Калужской, Тульской, Московской и Рязанской областей. На этот раз путешествие продолжается по Нижней Оке, в краю издревле обжитом. «В сердце России» завершает повествование, начатое в книгах «Окские дали» и «На приокских просторах». Это интересная экскурсия в прошлое и настоящее земли Владимирской и Горьковской. Это рассказы о древних и новых городах Нижнеокского края, о пушкинском Болдине, о сезонных временах среднерусской природы.

ЦВЕТА ГОДА

Бушует ли метель зимой, дышит ли горячим зноем солнце летом, грохочут ли первые громы весной, идут ли затяжные моросящие дожди с низким пепельно-серым небом и хлестким ветром в унылую пору осени — все равно люблю родную приокскую природу.

Люблю снегопад в безмолвной тишине зимнего дня, когда небо словно разразится всем своим снежным зарядом, когда снежинки мелькают в воздухе, будто маленькие белые бабочки, тихо и лениво опускаются на землю. Падают хлопьями и звездочками, иглами и крупой. Каждая снежинка нежная, хрупкая, похожая на чудесный цветок. А когда поднимется сильный ветер, все меняется вокруг, тогда не разберешь, откуда снег летит: то ли с неба, то ли с земли; летит сверху вниз и наоборот, прямо и косо, во всех направлениях. Все смещается в сплошном хаосе, не видно ничего, кроме белой пелены. Люблю, когда после снегопада в лесу молодые березки и липы в борьбе за свет, вытянув свои тонкие стволы, образуют причудливых форм арки, покрытые снегом, когда в белых пушистых шубках, напоминающие озябших снегурочек, стоят елочки и сосенки, опустив отягченные заснеженные рукава. Снеговая лепка так выразительна, что кажется, ее создал какой-то чародей-скульптор. Иногда беззвучно сорвется с ветки Ком рыхлого снега и также беззвучно упадет на землю, оставляя за собой в воздухе полосу серебряной пыли.

Люблю, когда мороз старательно развесит на деревьях и кустах прозрачную кисею инея, и пышные от него сучья и стволы засверкают самоцветами. Тончайшие кристаллы инея, словно сказочное бриллиантовое убранство, накроют лес. Тогда пушистые, сверкающие серебром гибкие ветки заиндевелой березки застенчиво опустятся вниз, как ресницы робкой девушки, и синее небо еще больше подчеркнет трепетную нежность ее облика. Можно долго ходить вокруг березки и удивляться мастерству, редкому художественному вкусу, тончайшему исполнению этого дива русской природы.

Люблю раннюю весну, когда пылают в полнеба рассветы, начинает таять снег и по оврагам пенистым бурлящим потоком пойдет полая вода, зажурчат ручейки, раскиснут проселочные дороги, и по ним важно разгуливают черные белоносые грачи; когда в полях над буграми, где открылась земля, запоют жаворонки, когда в полдень занимаются капели, до слуха доносится неповторимая мелодия весны: бим-бом, бим-бом! Будто маленькие молоточки бьют по серебряным наковален-кам в мастерской кузнеца-ювелира. Капля отрывается за каплей, серебряно сияя, а то вдруг солнечный луч переломится в летучей капели, и она сверкнет фиолетовой или золотой искоркой. Падают капли — живые, улыбчивые, дрожащие и, достигнув земли, разбиваются на мириады мелких искорок, а попав в лужу, ходят по ее поверхности. К вечеру устают молоточки. Песенка капели становится прерывистой, потом совсем смолкает.

Земля излучает благодатную силу, которая помогает расти не только траве, первоцветам, деревьям, но и мечтам человеческим. Небо на зорях нежно меняет краски, Сколько в нем сияющей голубизны! Кажется, невидимый художник вдруг влюбился в эту единственную краску и расплескал ее щедро по всему небесному своду. Глядишь на него и не можешь глаз оторвать, такое оно радостное, как будто согретое солнцем. По нему ползут пушистые облачка — первые вестники наступающих теплых дней.

Острый, чуть сыроватый воздух ласкает глаз, глотаешь его, как ключевую воду, и не можешь насытиться. В нем аромат размякающей земли, и трепетный, волнующий запах тающих снегов, и запах набухающих древесных почек. Воздух наполняется каким-то эликсиром пробуждения, от которого становится легко, появляется новая, ранее не замечаемая энергия. В такие дни кажется, что счастье — это солнце, это воздух, это твой ТРУД. это жизнь сама по себе. Какая все-таки емкая среднерусская весна — от стального ручейка до кипен-но-белой кисти черемухи! И загадок полна, и чудес. А кажется, уж очень коротка она: не успеешь наглядеться на нее, пролетит, как на крылья.