В сердце моря. Трагедия китобойного судна «Эссекс» - [15]

И только очень отважный, чтобы не сказать «безрассудный», капитан мог решиться войти в зачастую бурные воды Гольфстрима, установив дополнительные паруса.

Когда площадь парусов увеличилась, «Эссекс» развил приличную скорость в шесть или даже, может быть, восемь узлов, а впередсмотрящий заметил впереди другое судно.

Поллард приказал держаться курса, и вскоре «Эссекс» нагнал китобойное судно «Мидас», всего пять дней назад покинувшее Нью-Бедфорд. Капитан Поллард и капитан «Мидаса» громко обменялись приветствиями, а также координатами, и, к несомненному удовольствию команды, «Эссекс» вскоре обогнал второго китобоя, в очередной раз, как писал Никерсон, доказав, «кто здесь быстрее».

В тот же день к вечеру погода ухудшилась. Небо затянуло тучами, юго-запад подозрительно потемнел. «Море взволновалось, – вспоминал Никерсон, – корабль тяжело перекатывался с волны на волну». Казалось, шторм неизбежен, но «Эссекс» «продолжал свой путь сквозь ночь под всеми парусами, и матросы несли вахты как обычно».

К следующему утру они вошли в Гольфстрим, начался затяжной дождь. Нантакетцы знали это течение лучше, чем кто бы то ни было. В восемнадцатом веке они охотились на кашалотов в его границах от Каролины до Бермуд. В 1786-м Бенджамин Франклин, чья мать, Абиа Фолджер, была родом из Нантакета, создал первую карту Гольфстрима, опираясь лишь на рассказы своего нантакетского «кузена», капитана китобойного судна, Тимоти Фолджера.

На решение убрать часть парусов повлияло много факторов как естественных, так и психологических. Ни один капитан не хотел бы показаться излишне робким, но и понапрасну рисковать в самом начале пути, который мог продлиться до трех лет, тоже не стоило. В какой-то момент погода так разбушевалась, что Поллард решил убрать все паруса с бизани, но оставить основные – те, которые обычно спускали первыми, если погода сильно портилась. Возможно, Поллард хотел посмотреть, как в таких жестких условиях поведет себя «Эссекс». Они продолжали свой путь, не меняя курса.

Если верить Чейзу, они видели ее приближение: большая черная туча мчалась на них с юго-запада. Вне всякого сомнения, пришла пора убрать паруса. Но они вновь помедлили, понадеявшись, что туча не причинит особого вреда. Что они смогут справиться со штормом. Как позже признал Чейз, «неверно рассчитали его размер и силу».

Даже если Поллард промедлил всего секунду и не сразу приказал убрать паруса ввиду приближающегося шквала, он проигнорировал старую морскую мудрость. Офицеры британского флота говорят: «Осторожность при встрече со штормом помогает избежать неприятностей». Всем известно: чем чернее штормовые тучи, чем резче ветер, чем сильнее гром и ближе молнии, тем больше опасность. Поллард начал отдавать приказы, лишь когда молнии засверкали совсем близко, а гром загремел прямо над головой. Но было уже слишком поздно. Перед лицом надвигающегося шквала у них было всего два выхода: направить судно прямо на ветер, ослабив нагрузку на паруса, расположив их с наветренной стороны, или развернуться на сто восемьдесят градусов и позволить шторму увлечь корабль дальше.

Это частично сняло бы нагрузку на паруса в передней части судна – они оказались бы под защитой остального парусного снаряжения. Капитаны торговых судов, чьи экипажи были часто недоукомплектованы, предпочитали идти навстречу ветру отчасти потому, что так обычно и маневрируют при порывистом шквале. Тем не менее большая часть капитанов уходила от ветра. Для этого требовалось предугадывать порывы, а экипаж должен был вовремя убирать верхние и косые паруса. Попытавшись уйти от ветра в последние несколько секунд перед шквалом, Поллард продемонстрировал «то ли плохое понимание погоды, то ли отсутствие осторожности».

Когда шквал приблизился, рулевой получил приказ разворачиваться по ветру. К сожалению, кораблю таких размеров требовалось больше времени на маневр. Когда первый порыв обрушился на судно, оно едва начало разворот, и удар пришелся в борт – худшее из всего, что могло случиться.

Один только звук поверг «зеленоруких» в ужас. Ветер, завывающий в снастях, а потом сумасшедшее хлопанье парусов, скрип мачт и всего каркаса. Под порывами ветра «Эссекс» начал опрокидываться. Сначала медленно, преодолевая сопротивление тяжелого киля и многотонных запасов, спрятанных в трюмах, но постепенно уступая беспощадному давлению воздуха.

Когда корабль опрокидывается на сорок пять градусов или даже больше, его можно сравнить с толстяком на коротком конце качелей. Сколько бы ни весил этот толстяк, если другой конец качелей будет достаточно длинным, он, как только коснется земли, станет рычагом, который подбросит толстяка в воздух. Для «Эссекса» рычагом стали мачты и наполненные ветром паруса. Он накренился так, что уже не мог выправиться, концы рей окунулись в воду. «Эссекс» опрокинулся почти на девяносто градусов, завалившись на борт.

Те, кто был на палубе, вцепились кто во что мог, чтоб не провалиться в погрузившиеся под воду шпигаты. Те, кто оставался на нижних палубах, пытались укрыться от падающих отовсюду вещей. Корабельный кок старался выбраться из камбуза, хлипкие деревянные стены которого грозили треснуть под ударами опрокинувшейся плиты и посыпавшейся посуды. Два вельбота, закрепленные по левому борту «Эссекса», ушли под воду, придавленные весом опрокинувшегося судна.