В саване нет карманов - [2]

– Ну это уж слишком, – сказал Томас. – Сядьте и успокойтесь, господин Дон-Кихот.

– Черт! Да я никогда не успокоюсь. Не газета, а богадельня грёбаная!

– Ладно, – жестко произнес Томас. – Я и так позволил вам лишку. До сего времени я питал некоторые надежды и старался не обращать внимания на вашу воинственность и богохульство, все ждал, рано или поздно сами поумнеете. Мне приходилось сражаться за вас… а ведь меня столько раз просили от вас избавиться. Вы ничего не знали?!. Ну так взгляните на это, – сказал он, дотягиваясь до ящика входящей корреспонденции. – Читайте.

«Межведомственная связь ежедневных газет

М-ру Томасу

Дата 10-3

От м-ра Вомака

Тема: Майкл Долан

Мистер Ладди позвонил вчера в «Спортивные товары ОТерна» по поводу нового контракта. Это, как вы знаете, один из наших лучших рекламодателей. ОТерн решительно отказался обсуждать новый контракт из-за того, что Долан должен его фирме $154.50 более года – за теннисные ракетки, мячи и клюшки для гольфа и т. д. Он справедливо замечает, что сотрудничать с газетой можно только при условии, что ее служащие будут оплачивать свои долги.

Поймите меня правильно…»

– Я постоянно получаю сообщения из коммерческого отдела о ваших долгах рекламодателям, – сказал Томас.

– Смех, да и только, – хмыкнул Долан, отправляя записку назад в ящик. – Коммерческий директор хочет, чтобы я погасил долги. Похоже, ему никогда не приходило в голову, что газеты тоже своего рода должники. Например, перед общественностью.

– Не собираюсь больше возвращаться к этому, – заявил Томас. – Наши взгляды кардинально расходятся. Возможно, я окажу вам услугу, если уволю вас.

– Ничего не выйдет, – резко бросил Долан. – Я сам ухожу. Мне здесь больше нечего делать.

Майкл заканчивал освобождать письменный стол, когда открылась дверь и в кабинет вошел Эдди Бишоп – ведущий криминальной хроники с пятнадцатилетним стажем. Майклу всегда казалось, что если бы Пэт О'Браен[3] существовал в действительности, то выглядел бы примерно так, как Эдди.

Бишоп вошел не один: с ним была девушка.

– Так что, ты и в самом деле уходишь или это треп? – спросил Бишоп.

– Ухожу, – кивнул Долан, глядя на девушку, стоявшую рядом (кабинет был так мал, что троим было уже тесно); непроизвольно он отметил, что ее губы самые алые и сочные изо всех, когда-либо виденных прежде.

– Познакомься с Майрой Барновски, – предложил Бишоп и лукаво подмигнул. – Ты, наверное, знаешь Майка.

– Я видела вас в нескольких постановках театра-студии, – сказала Майра, протягивая Долану руку. – Вы выглядели неплохо.

– Спасибо, – вежливо ответил тот.

Когда их руки соприкоснулись, Долан вздрогнул и дернул плечами, смутился, но девушка, похоже, не обратила внимания…

– Из-за чего вы сцепились? – спросил Бишоп.

– Да все та же песня. Еще одна статья, которую он отказался печатать.

– Завидую твоему характеру, – признался Бишоп. – Вот так взять и уйти… Чертовски завидую. Не будь у меня жены и детей, сто лет назад послал бы Томаса и его хилую газетенку куда подальше.

– Не обращайте на нас внимания, – кивнула Майра Долану.

– Я практически закончил, – сказал Долан. – Осталось только избавиться от мусора.

– И что теперь собираешься делать? – спросил Бишоп.

– Не знаю. Сначала надо сообразить, рад ли я происшедшему или не очень.

– Теперь особенно следует быть настороже, – предупредила Долана Майра, поднося пальчик к самым красным-прекрасным губам, – и не поддаваться…

– Да чего там, – отреагировал Бишоп, – конечно же, рад. Уж поверь мне. По крайней мере, вернул чувство собственного достоинства.

– Сменим пластинку, – предложил Долан, глядя на него и пытаясь улыбнуться.

Ему нравился Бишоп. Всегда нравился. Бишоп – друг. Бишоп такой друг, к которому можно подойти и спросить, как произносится то или иное трудное имя или название города, не рискуя услышать смех за спиной.

Вдруг захотелось, чтобы Бишоп пришел один, без Майры Барновски (он задавался вопросом, кто она, откуда взялась и почему заставила его чувствовать себя таким смешным), чтобы можно было признаться, что улыбка и безразличие – наигранные, а на самом деле все накатывает паника и чувство беспомощности. Ведь журналистика – единственное дело, которое он знает; и не правильнее ли вернуться к Томасу, и извиниться, и пообещать быть хорошим мальчиком в будущем, и держать рот на замке. Но Бишоп появился не один, а привел Майру Барновски…

– Все будет в порядке. Увидимся на ланче, – кивнул Долану Бишоп и повернулся, собираясь уходить.

– Не стоит сейчас оставлять его, – сказала Майра. – Он почти готов вернуться к боссу, извиниться и попроситься обратно. Возьмем его с собой, а то он и в самом деле это сделает.

Долан повернулся и удивленно посмотрел на нее.

– Не стоит удивляться, – усмехнулась Майра. – Догадаться совсем нетрудно. Это все написано на вашем лице. – Она повернулась к Бишопу и продолжила: – Как причудливо тасуется колода. Если бы я сегодня утром встала с постели на минуту позже, если бы провозилась на минутку больше, если бы пропустила свой автобус, если бы остановилась выпить привычную чашечку кофе – и почему я не остановилась? Странно, я никогда не пропускала свой утренний кофе; задержись я на секунду дольше или остановись на кофе, то пропустила бы встречу с вами. А не окажись я здесь, Долан непременно бы пошел и попросился снова взять его на работу. И наверняка бы получил ее. Но теперь этого не произойдет. Он покончил с этим. Вам не кажется это странным? – спросила Майра Додана.