В саду памяти - [37]
Лишь после этого приступили к собственно издательской деятельности. В 1903 году в распоряжении фирмы имелись всего две книжные позиции, с которых можно было начинать. Вторая — «Откуда взялся твой братишка?» — еще из старых запасов Центнершвера. С первой книгой связана прелюбопытная история. Чтобы избежать контактов с царскими властями, дед до восстания за независимость в 1918 году не подписывал своим именем издававшиеся у него книги. Но однажды, а именно в 1903 году, на титульном листе появилось его имя, и этим исключительным случаем бабушка чрезвычайно гордилась. Я уже писала, что ей всегда были свойственны педагогические увлечения, незадолго до замужества ее привлекло возникшее в Германии новое направление Kunsterziehung[49]. На эту тему она сделала доклад, с которым выступила в Педагогическом кружке Женщин Короны и Литвы. Доклад так понравился, что известный издатель Михал Арцт предложил его опубликовать. А тем временем бабушка вышла замуж. Издатель настаивал на девичьей фамилии — Янина Горвиц, мотивируя тем, что новая, де, звучит не так благозвучно и может отпугнуть читателей. Задетая, бабка забрала рукопись.
И вот — книга: Морткович Янина. «Об эстетическом воспитании». 74 страницы. Она-то и была первой издательской позицией, которую представила новая фирма. «И как-то эта фамилия в польской культуре прижилась. И читателей не отпугнула», — писала она не без сарказма в своих воспоминаниях.
Анулька
Мама была на год старше книжной фирмы, которая со временем должна была преобразиться в издательство Якуба Мортковича. Она росла, развивалась, делала первые шаги вместе с фирмой. И в написанной ею книге «Под знаком колоска», изданной после Второй мировой войны и посвященной истории издательства, она начинает воспоминания о нем с самого своего раннего детства. Тогда она жила еще вместе с родителями у бабушки Юлии Горвиц, на Крулевской. Оттуда недалеко до Маршалковской, где размещалось издательство. Сначала ее туда привозили в коляске, одетую в белое пальто из пике и в вышитый чепчик. Позднее — в разноцветных платьицах или котиковой шубке, ее уже вели за ручку мама или няня.
Когда она выучила буквы, попыталась сама разобраться в том, что означает двуязычная вывеска над издательством. Это была прекрасная возможность объяснить ребенку наше недвусмысленное политическое положение: мы — подневольные, и по приказу москалей вынуждены делать в городе все надписи — названия улиц, рекламы, театральные афиши — сначала по-русски, а потом по-польски. Однако даже по-польски надпись была невразумительная. Она пишет: Старого пана Центнершвера я знала и любила. Но что означало таинственное «К°», которое можно было прочитать и на других вывесках варшавских магазинов? Мне объясняли, что сокращенно это значит «компания». Что за компания? Папа и пан Линденфельд. Генрик Линденфельд, насколько я помню, всегда находился в книжном магазине, но не там, где продавались книги, а где-то сбоку, за конторкой. У него была борода и большой сын Казя, который стал потом выдающимся физиком.
Таинственная «К°», которая так интриговала, предполагала, что старая фирма Центнершвера продолжает по-прежнему заниматься подбором ассортимента, то есть продажей книг, купленных или взятых на комиссию от других издателей, но каждый из двух новых компаньонов обладает теперь правом издания книг «собственным тиражом», то есть за свой счет и на свой страх и риск. Прихрамывающий старик Габриэль Центнершвер ни во что не вмешивался. Иногда посещал издательство на Маршалковской, потому что среди книг чувствовал себя намного лучше. А бывало, его сопровождала жена Регина.
Якуб Морткович с Ханей
Линденфельд был невозмутимым толстяком с отменным аппетитом. Мама запомнила, как однажды и к ее удивлению он, кого-то ожидая, съел в один присест, может, полфунта ветчины. Он был для нее олицетворением довольства и покоя, по сравнению с ее собственным отцом, который худой, нервный, ел мало и вечно куда-то спешил. Ей было восемь лет, когда в поздравительном именинном послании «Пану Якубу» она пожелала ему брать пример со своего компаньона:
Сам книжный магазин запомнился ей длинным и темным помещением, где на виду, за деревянным прилавком, стояли «господа», продававшие книги, — изумительные волшебники, раздающие всяческие милости. Это у них был доступ к полкам с книгами, которые поднимались под самый потолок, меня ставили на лестницу, чтобы я могла рукой дотронуться до золотых букв на красных и голубых корешках. Порой мне давали эти книги просто так, не беря «ни рубля», — хвасталась я перед другими детьми.
Ханне было три года, когда родители переехали на Школьную улицу 8, в квартиру, окна которой выходили на Маршалковскую.
