В рожу! №1 - [4]

Осенью ходили в поход на Иж. Орали песни, прятали от деревенских водку, за что чуть было не лишились жизни. Леха сжег кеды и шел домой босиком.

До конца 84 года накопилось с десяток собственных песен. Появилось название[4].   Новый год справляли в  гордом одиночестве.

Следующий, 85 год представлял собой ералаш из песен Гребенщикова, бепорядочных праздников и мелких авантюр, утренних квартирных репетиций с коньяком и последующим посещением лекций декана.

В зимние каникулы ездили в Ленинград. Ночевали на вокзале. В поисках Зимнего дворца наткнулись на Смольный. Безуспешно выиски­вали в невском льду уплывшую на ремонт Аврору. Ели на улице колбасу и в каждом человеке с  гитарой подозревали БГ.

Дома продолжали музыкальные изыскания. Сана блистал игрой на старой гитаре собственноручно-изобретенными аккордами, извлекал из анналов своего ума полученные в музыкальной школе знания и отда­вал их друзьям.

Миха выделывал сольные пассажи. Леха играл то на спичечном коробке, то на треснутом маракасе, то на дудке, подаренной ему в день рождения и сильно обкусанной гостями[5].

Пели все. Один раз пригласили постучать по "дипломату" Иванова. Постучать-то он постучал, но потом сказал, что из этого ничего не выйдет.

Летом нанялись в стройотряд, откуда привезли еще одного авантюриста - Димыча - непредсказуемого чувака с улыбкой Макаревича. Новый Год справляли у него, прожгли паркет. После стройотряда всемером укатили в Ленинград. Там в переходе случайно купили билеты на А. Переполненные чувствами, пошли в церковь и заказали службу за здравие БГ. На концерте вместо А слушали CEКPET и ПИКНИК. Рассердились и уехали домой. А хитрый Митрич остался и сходил без билета на настоящего Гребенщикова.

К концу года знали песни БГ не хуже его самого. Свои тоже получались неплохо.

86 год принес с самого начала два важных события. Во-первых, мы познакомились с Костей, точнее, он нас сам нашел на предмет интереса к А[6]. Костя заходил к Лехе, брал у него катушки, рассказывал о своих попытках играть, о музыкальных делах на Западе. Во-вторых, Леха у Митрича встретился с Волковым.[7] Волков сообщил, что он с чуваками играет в общаге "Акустику" пригласил послушать. И, самое главное, он первый спросил о нас, как о группе. До этого мы как-то не задумывались, кто мы и для чего все это. Позднее, уходя в армию, Волков оставил нам свое место. Как говорится  "в гроб сходя, благо­словил".

Зимние каникулы заезжали в дом отдыха. Пели песни, пили до нетранспортабельного состояния,[8] обсуждались на алкогольной комис­сии и, вообще, жили весело. Появилась куча знакомых, которым на 8 Mapта дарили мочалки и пели  "Мочалкин блюз".

В мае устроили первомайский велопробег Ижевск - Воткинск - Камское море. За сутки добрались до замерзшего моря.

Летом устраивали вечер А под видом дискотеки. Векшин баритоном читал  "Правдивую историю А", Сана крутил магнитофон, остальные пили за  "Олимпом" коньяк и были очень довольны (Был я там, коньяк не помню, наутро выходил один портвейн - прим. ред.). Публика ничего не поняла, требовала "итальянцев" и "металл".

Летом же переехали в оставленную Волковым нору в общаге. Стали думать как жить дальше. На несуществующий бас позвали Костю, на иг­рушечные барабаны - Иванова. Все лето ремонтировали комнату и учились играть впятером. Сделали первую нормальную песню.[9] Начался первый этап - ПРЕф...

Внезапно появился Марат, только что пришедший из СА и пребыва­ющий в щенячьем восторге от всех музыкальных дел. Он посватал нас в детский дворовый клуб "Меридиан" к Олегу, великодушно разрешившему нам репетировать третьим составом детского ВИА.

С разрешением в кармане, с сомнениями в душе мы уехали в колхоз где целый месяц мяли лен и решали, оставаться ли "свободными акустиками", или продавать душу жизнерадостному Олегу. Ничего не решили и, вернувшись, стали репетировать в клубе и в общаге одновременно.

Электричество сперва казалось дьявольской игрушкой, на которой невозможно научиться играть. Одному Лехе было все равно - купили кларнет и теперь он дул в него, вызывая восторг у Саны - инициатора покупки. Миха и Леха по-прежнему носили Сане тексты, которые он складывал дома под столом и иногда приносил "зародыши песен", раз­вивавшиеся затем совместными усилиями. Костя, как духовный отец, боролся с роковой безграмотностью остальных, направлял на путь истинный. Это он повел нас по тернистой панк-дорожке. Димыч изредко приходил на репетиции и радовался.

В декабре имели собственную электрическую программу, которую и показали на детском утреннике перед Новым Годом. Тогда же попыта­лись высунуться в Мединституте на каком-то вечере.

Наступил 87 год. По городу пронесся слух о организации рок-клуба. Вскоре к нам пришла делегация на предмет прослушивания. С дрожжью в  голосе спели свои песни, и нас зачислили в кандидаты. Потом - бесконечные прослушивания перед знакомыми и не очень, собрания народившегося рок-клуба в комсомольских кабинетах.

В марте[10] первый раз вылезли на сцену и купили всех своей наивностью и неумением играть. Песен показали в три раза больше(!), чем другие. Почему-то попали в финал,