В России жить не запретишь - [41]

– Цып-цып, – поманил Бондарь сержанта, самого взбудораженного, самого негодующего из всех.

– Я с ним один на один, можно? – спросил тот, умоляюще взглянув на полковника.

– Можно жену свою раком долбить, – ответил Реутов, – если, конечно, она соседом не востребована для тех же целей.

– Разрешите? – поправился сержант, суча ногами так, словно ему не терпелось опорожнить мочевой пузырь. – Разрешите, товарищ полковник, – повторял он. – Ну разрешите, а?

– Давай.

Повинуясь отмашке Реутова, сержант двинулся вперед, моментально преобразившись. Ни намека на недавнюю расхлябанность, ни одного развязного или лишнего движения. К Бондарю подбирался опытный боец, который не станет тратить время на картинное поигрывание ножом. Его, кстати, сержант вытащил заранее и теперь держал в чуть отведенной назад руке, прикрытой корпусом. Почти профессионал, одобрительно подумал Бондарь, продолжая стоять на месте. Клинок как бы сам по себе скользнул в его ладонь, лег на нее по диагонали и замер, удерживаемый двумя пальцами.

– Что, дезертир, – спросил сержант, описывая широкую дугу возле поворачивающегося вокруг своей оси Бондаря, – очко жим-жим?

Вооруженный не просто ножом, а кинжалом с двусторонней заточкой, он пару раз рассек им перед собой воздух, надеясь заметить на лице противника признаки парализующего ужаса.

Ничего путного из этой затеи не вышло.

– Позаботься о профилактике своего собственного очка, парень, – сказал Бондарь. – Способ я уже подсказал. Если деревяшки покажется мало, воспользуйся шомполом.

– Через минуту ты перестанешь зубоскалить, – пообещал сержант. – Будешь звать врача и мамочку, но повидаться с ними уже не успеешь. Я ж тебя выпотрошу, как карпа, дезертир поганый.

Сделав шажок вперед, он наложил большой палец на торец рукоятки, явно готовясь закончить бой одним точным ударом, после которого первая кровь будет литься до тех пор, пока не вытечет до последней капли.

* * *

Станет целиться в грудь или в горло, догадался Бондарь, следя то за глазами сержанта, то за положением его ног. При колющем ударе снизу вверх человек стремится использовать весь вес своего тела и делает шаг вперед. Именно это намерение выказывали пыльные ботинки сержанта, перетаптывающиеся вокруг да около. Сам он присматривался к кадыку Бондаря. Ведь при ранении в живот противник способен продолжать бой, если только не потеряет сознание от болевого шока. А удар в сердце, защищенное грудной клеткой, требует не только значительного усилия, но и выверенной до миллиметра точности. Сержант, по достоинству оценивший профессиональную стойку Бондаря, не хотел рисковать. Поединок на ножах состоит из двух-трех выпадов, после которых один из бойцов выходит из строя. Тут важно не промахнуться и не подставиться. Балетные па пусть выделывают киногерои с волевыми подбородками. Поощряя сержанта к более решительным действиям, Бондарь занялся тем, чего не станет делать ни один мастер рукопашного боя. А именно: принялся совершать небрежные движения кистью руки, разворачивая клинок то так, то эдак, постоянно меняя положение пальцев, перебирающих рукоятку.

– Фраер, – понимающе ухмыльнулся сержант. Он полагал, что этого достаточно для вынесения смертельного приговора. – Н-на!

Резкий шаг вперед, сиплый выдох, сверкание стали у самого носа. Все это Бондарь видел не раз, у него даже содержание адреналина в крови не повысилось. Отклонившись назад, он подбил локоть противника вверх, а сам нырнул вперед, боднув головой сержантскую переносицу. Крак! Звук получился сухой и звонкий, как от столкновения двух бильярдных шаров у кромки стола. Сержанта понесло на каблуках прочь, с закатившимися под брови глазами, с отвисшей нижней челюстью. Если парень намеревался запечатлеть самые значительные моменты своей воинской службы на фотографиях, то этот кадр был бы лишним, он испортил бы впечатление от просмотра дембельского альбома. Отважные сержанты-разведчики не должны падать на задницу, как неуклюжие бабы в гололед. Они также не должны ронять ножи, которыми обещали выпотрошить врага. И уж тем более негоже командиру отделения фотографироваться с расквашенным носом, который у него и до того не блистал изяществом линий. Особенно, если, не продержавшись в сидячем положении даже трех секунд, он опрокидывается назад, с размахом ударяясь затылком о землю, которую присягал защищать верой и правдой.

– Первая кровь! – провозгласил Реутов голосом массовика-затейника, подозрительно повеселевшего после недолгой отлучки за кулисы. – Следующий, сказал заведующий!

– Трое, – сказал Бондарь, демонстрируя соответствующее количество пальцев.

– Окружайте его, мужики!

Маленький отряд возглавил рослый малоросс, на верхнюю губу которого так и просились вислые усы в пышном кобзарьском стиле. Возможно, именно отсутствие таковых сделало его человеком нервным, вспыльчивым и горячим. Не дожидаясь, пока товарищи обойдут противника слева и справа, он ринулся в лобовую атаку, намереваясь разделаться с Бондарем первым же диагональным ударом снизу вверх. Это был очень хороший удар, почти непредсказуемый, мощный, стремительный. Ручища нападающего взметнулась от правого колена и, едва не вспоров Бондаря ножом, приготовилась проделать обратное движение, чтобы перерубить ему запястье или локтевой сгиб. Любой разведчик знает, что колющие и режущие удары по рукам являются основой защиты и нападения. Не менее важно уметь превращать конец одного движения в начало второго. Все это было известно верзиле не понаслышке, но вряд ли он был готов к тому обескураживающему открытию, что противник умеет делать то же самое, только в два раза быстрее.