В родном углу - [9]

Заглянувшій въ спальню проснувшійся камердинеръ потушилъ догоравшія свѣчи.

Сухумовъ проснулся за полдень и даже испугался, что онъ такъ долго спалъ. Въ Петербургѣ съ нимъ этого не бывало. Часы показывали безъ четверти часъ. Онъ тотчасъ-же всталъ съ постели, надѣлъ приготовленный ему халатъ и туфли и позвонилъ камердинера.

Поліевктъ вошелъ съ вычищенными сапогами и платьемъ и привѣтливо говорилъ:

— Съ добрымъ утромъ… Ужъ я такъ радъ былъ, что изволите почивать, что сюда и не входилъ, чтобы не разбудить вашу милость. Въ семъ часовъ свѣчи у васъ потушилъ, двери притворилъ и съ тѣхъ поръ около дверей прислушивался. Спокойно-ли почивать изволили? Въ девятомъ часу я слушалъ — похрапывать изволили…

— Съ добрымъ утромъ поздравляешь… — отвѣчалъ Сухумовъ. — Какое теперь утро, если скоро часъ! Теперь насталъ день. Но и день не предвѣщаетъ быть для меня добрымъ. Голова тяжела, какъ котелъ. Вотъ что, Поліевктъ… Я долженъ перемѣнить образъ жизни. Здѣсь, въ деревнѣ, я долженъ рано вставать и рано ложиться.

— Позвольте… Какое-же раннее вставаніе, если вы по ночамъ спать не изволите! — возразилъ камердинеръ.

— Буду пробовать пріучать себя спать.

— Да вѣдь ужъ изволили пробовать. Вчера въ вагонѣ-то какую рань изволили подняться, цѣлый день не изволили прикурнуть, а ночью все равно сна не было.

— Это другое дѣло. Тамъ въ вагонѣ тряска, утомленіе, по дорогѣ отъ станціи опять то-же самое — оттого и ночь не спалъ. А здѣсь я начну тихую жизнь съ разумнымъ моціономъ. Такъ вотъ, съ завтрашняго дня прошу меня будить въ семь часовъ утра, если я самъ не поднимусь. А теперь дай мнѣ умыться.

— Слушаю-съ. Воля ваша, Леонидъ Платонычъ.

Камердинеръ подалъ Сухумову умыться, а затѣмъ принесъ кофе на серебряномъ подносѣ. Тутъ были и домашнія булки и баранки, сливки, масло, кринка молока и даже медъ.

Сухумовъ раздраженно замахалъ руками.

— Куда мнѣ столько ѣды! — закричалъ онъ. — Развѣ я могу столько съѣсть! Это слону, а не человѣку! Человѣкъ безъ аппетита, а ему тащутъ ѣды, какъ на роту солдатъ. Ну, смотрите, тутъ даже яичница! Яица всмятку и яичница.

— Баринъ, Леонидъ Платонычъ, да вѣдь это ужъ завтракъ для вашей милости.

— Какой-же можетъ быть для меня завтракъ, если я сейчасъ только проснулся! — сердился Сухумовъ, однако, сѣвъ къ столу и выпивъ чашку кофе, сталъ ѣсть яйцо всмятку, намазалъ себѣ ломтикъ булки масломъ, началъ ковырять ложечкой яичницу.

Камердинеръ, приводя въ порядокъ постель, остановился, съ любопытствомъ смотрѣлъ на ѣвшаго Сухумова и покачивалъ головой. Черезъ минуту онъ произнесъ съ улыбкой:

— А вѣдь послалъ-же, наконецъ, Богъ хотѣнье на ѣду.

Улыбнулся слегка и Сухумовъ.

— Да, маленькій аппетитъ разыгрался, но изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобы больному человѣку подавали уйму ѣды!

Вошелъ управляющій Сидоръ Софроновичъ, тихо ступая валенками по паркету и доложилъ Сухумову:

— Докторъ-то пріѣхалъ. Сидитъ у меня и переодѣвается. Можете вы его принять?

— Конечно, конечно… — засуетился Сухумовъ. — Развѣ можно доктора заставлять ждать! Поліевктъ! Возьми халатъ. Дай мнѣ пиджакъ, — проговорилъ онъ, вставая со стула.

— Сидѣли-бы, ваша милость, въ халатикѣ, - попробовалъ возразить камердинеръ. — И мягче вамъ, и теплѣе, и способнѣе. А докторъ не дама. Онъ не взыщетъ съ немощнаго человѣка.

— Нѣтъ, нѣтъ, я такъ хочу… Да и вовсе я не такъ ужъ боленъ. Вѣдь обходился-же вчера безъ халата.

Сухумовъ быстро переодѣлся.

— Эхъ, и покушать-то вамъ помѣшали! Только на ѣду потянуло, а тутъ докторъ… — ворчалъ Поліевктъ.

— Просите-же, просите скорѣй доктора, — говорилъ Сухумовъ все еще стоявшему въ кабинетѣ управляющему,

Получивъ извѣстіе о пріѣздѣ доктора, Сухумовъ какъ-то весь оживился и глаза его заблистали.

Управляющій не уходилъ.

— Къ обѣду мы борщъ приготовили и поросеночка отварили. Потомъ курочку зажарили. Не знаю только, вы-то будете-ли кушать, — проговорилъ онъ. — Вы скажите, если вамъ не по сердцу.

— Пожалуйста… Прошу васъ, Сидоръ Софронычъ, не разговаривайте со мной никогда объ ѣдѣ! — воскликнулъ Сухумовъ. — Это меня только раздражаетъ. Такъ вотъ… Просите скорѣй доктора.

Поліевктъ сталъ затапливать печку.

Въ сосѣднихъ комнатахъ послышались шаги. Они стучали довольно долго, и вотъ въ кабинетъ вошелъ докторъ. Это былъ среднихъ лѣтъ человѣкъ съ большой косматой бородой и волосами, остриженными по-русски съ проборомъ по серединѣ, коренастый, плечистый, невысокаго роста, нѣсколько сутуловатый. Одѣтъ онъ былъ въ черную сюртучную пару.

— Блуждалъ, блуждалъ по вашимъ хоромамъ и насилу нашелъ васъ, — проговорилъ онъ, обращаясь къ Сухумову. — Вы больной? Позвольте отрекомендоваться: земскій врачъ Нектарій Кладбищенскій, за которымъ вы посылали.

— Ахъ, извините, что мы васъ не встрѣтили! Это ужь наша вина и невѣжливость… — пробормоталъ Сухумовъ, пожимая доктору руку своими обѣими руками и сталъ усаживать его въ кресло.

VIII

— Вы, докторъ, прежде всего закусить не хотите-ли? Я вотъ сейчасъ завтракалъ, — предложилъ доктору Сухумовъ, подсаживаясь къ нему и указывая на столъ, на которомъ стоялъ подносъ съ кофе и закусками.

— Охотно. Не откажусь. Но прежде дѣло, — отвѣчалъ докторъ и спросилъ:- Чѣмъ страдаете?