В режиме отладки - [42]

— Ну, насчет «доброго человека» ты, я думаю, обознался… добрый человек, — подчеркнуто мягко, но с ноткой сарказма отвечал Эрвин, — но вот от горячего ужина не откажусь… даже я.

Позволить себе большего он, по правде говоря, и не мог. С другой стороны, не голод и жажда привели Эрвина под эту гостеприимную крышу — во всяком случае, не только они. И уж точно не двигало им стремление расстаться с содержимым кошелька, весело проведя время. Совсем наоборот.

Да, ремесло некроманта не пользовалось в народе почетом и уважением, как не снискал оного и труд, к примеру, золотаря или палача. Вдобавок, даже сама внешность таких как Эрвин вызывала у окружающих суеверный страх и притягивала к себе целую свору жутких слухов. По одному из них (наиболее известному) некроманты сами поднимали из могил мертвецов, после чего вымогали деньги с их жертв. Еще собратья Эрвина по цеху разносили-де по городам и весям чуму, воровали детей для изуверских опытов, да и вообще принадлежали к миру живых постольку поскольку.

Последнее, кстати, не было далеко от истины.

Но при всем при этом, именно малопочтенный и неблагодарный труд редко остается невостребованным — лишь потому, что даже грязной работой заниматься, хоть кто-то, но должен, а вот желающих находилось мало. Так что Эрвин мог быть уверен: очередное задание (и очередной заработок) сами придут к нему, нужно только подождать. Что некромант и делал, сидя за столиком в углу и неспешно поедая кашу из глубокой деревянной миски.

Он не ошибся: миска еще не показала дно, а в таверну пожаловала целая группа крестьян. Мельком взглянув в их сторону, Эрвин не без радости отметил, что одеты вошедшие добротно, да и сами выглядят далеко не истощенными голодом и непосильным трудом. А это означало, что и самому некроманту, и его карману было чего ловить в этих краях.

Впрочем, радость Эрвина никоим образом не отразилась на его лице; напротив, всем своим видом он давал понять, что ни эти люди, ни их заказ ему никоим образом не интересны — в отличие, скажем, от миски с остатками каши. Что некромант прекрасно обойдется без очередного похода на беспокойное кладбище или встречи с привидением, застрявшим на этом свете… а вот наведавшиеся в таверну крестьяне едва ли. И надо сказать, что изображать равнодушие у Эрвина получалось столь же легко и естественно, как рыбе плавать.

Так продолжалось несколько минут: Эрвин доскребал миску ложкой, крестьяне стояли неподалеку, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая то на татуировку-паука, то на массивный посох, приставленный к ближайшей стене. Наконец, слово взял один из пришедших — самый дородный и лучше всех одетый.

— Эй, слышь, некромант, — молвил он вполголоса, — я староста этой деревни… Козья Гора, если ты не знаешь.

— По какому поводу? — отозвался Эрвин, отодвигая миску и медленно, словно бы нехотя, поворачивая голову.

— Дело есть… по твоей части, — не преминул сообщить староста, — в общем, наш барон…

— Он такая скотина! — перебил его один из крестьян: как-то плаксиво, почти по-бабьи.

— Подождите. Мне кажется, вы путаете, — недовольно процедил Эрвин, спеша внести ясность, — я некромант; мое дело — успокаивать тех, кто не смирился со своей кончиной… и досаждает живым людям. По поводу же владетеля-злодея, дерущего с вас три шкуры, подайте лучше челобитную королю. Или обратитесь к благородному разбойнику из баллад: он не только злого барона на голову окоротит, но еще и его золотишко, вашим потом-кровью политое, раздаст. Не все, конечно…

— Мне кажется, не понял как раз господин некромант, — возразил староста, — дело в другом. Барон до поры до времени вообще нам особенно не докучал… пока не спутался с силами Тьмы.

— Не продал душу темным колдунам! — вторил плаксивый крестьянин.

— С той поры все беды и начались: по ночам люди барона ходят на кладбище, раскапывают могилы. А средь бела дня хватают кого-то из крестьян — прямо на улице. Женщин не щадят, детей… вот у него, — староста указал на своего плаксивого односельчанина, — забрали единственную дочь. А по ночам в баронском замке горят огни, а уж какие вопли оттуда доносятся — кровь стынет в жилах. Так что мы даже днем боимся к нему подходить. Явно что-то недоброе наш барон затеял… не иначе, как мертвых поднимает, а живых… наверняка, им скармливает. Для поддержания, так сказать, силы.

Слушая этот немудрящий рассказ, Эрвин чувствовал, как в душе его пробуждается интерес. Только не интерес ребенка, слушающего забавную побасенку — нет, услышанное интересовало некроманта сугубо применительно к его ремеслу.

Соль заключалась вот в чем: даже если откинуть домыслы и страхи, происходящее в Козьей Горе все равно выглядело, по меньшей мере, необычно. До сих пор мертвяки, с коими Эрвина сводила судьба, покидали свои могилы самопроизвольно: под действием темной силы чьего-то проклятья или древнего капища, некогда находившегося на месте кладбища. Призраки, в свою очередь, обычно получались из людей, умиравших долго и мучительно, а вот легендарные так называемые вампиры… их Эрвину до сих пор встречать как-то не доводилось. Как не пришлось сталкиваться и с попытками поднять мертвых по прихоти живых.