В режиме отладки - [22]

— И вы не болейте, — ответил я, ничуть не удивившись, что он знаем мое имя и отчество, — вы оказались правы. Я действительно вынужден снова к вам обратиться. Надеюсь, мне вы не откажете? Как…

— Ну что вы! — старичок понял, о ком идет речь и счел нужным внести ясность, — вы мне кажетесь разумным человеком… в отличие от этих…

Он небрежно махнул рукой вслед моей несостоявшейся супруге и продолжил — с ноткой презрения:

— Злоупотребленцы. Так я их называю… Один в клубе потратился приглянувшейся девке… на это… то ли Хамура, то ли Мацуни…

— Махито? — догадался я и старичок кивнул.

— А хоть бы и… оно. Потратился, а у него ничего не выгорело. Решил, видите ли, предупредить себя, чтоб на эту девку не тратился, а попытался с другой. Или какой-нибудь пьянчуга: смешал водку с пивом, наутро голова раскалывается, вот и захотелось этому пьянчуге самому себе письмо черкнуть. Мол, не мешай водку с пивом, лучше коньяк с чаем… А кто-то вдрызг в казино проигрался. Поставил на черное, а выиграло красное. И вот этот игрун приходит ко мне и сует записку. Про то, что нужно ставить на красное и сорвать Джека с потом. Ха! Проливать пот ему, видите ли, не хочется, а вот сорвать — пожалуйста! Такие письма мало того что почту перегружают — они еще и не помогают людям, которые их пишут. Лишь потакают их вредным привычкам.

— А с той женщиной — что? — поинтересовался я, — если не секрет? Просто она была моей женой… в другой жизни.

— Вот как! Ну, тогда действительно — «не секрет». Вложилась в одни акции, а надо было в другие. Вот и прогорела.

— На бирже играет, — не спросил, а прокомментировал я с чувством легкого злорадства, — значит, это тоже — «вредная привычка»?

— Разумеется, — ответил Почтальон с уже знакомой мне «пионерской» уверенностью, — а вы думали — полезная? Можете не отвечать, лучше вспомните… хотя бы школу. Наверняка вам там говорили, что ничего не может взяться из ничего. Чтобы прибавилось здесь, надо, чтоб убавилось там. Так же и в казино… Объясню поконкретнее: кто-то Джека Потного сорвал, а кто-то работу потерял.

— Понятно, — вздохнул я, — пожалуй, перейдем к делу. Я, в отличие от ваших злоупотребленцев, осознал свою ошибку и намерен ее исправить. Короче, я… тогда погорячился. Отменил не конкретный неудачный брак, а все сразу — для себя.

— И что? — старичок улыбнулся, но на этот раз не как идол, а по-человечески, с хитрецой.

— Женщины, семья… они на самом деле нужны. Я просто не сразу это понял. Когда за кого-то отвечаешь, стараешься делать как можно меньше глупостей. Какой-то стержень что ли появляется… или ориентир в жизни. В конце концов, та, с которой мне не повезло — не единственная женщина в мире. Я просто плохо выбирал… дураком был, что уж говорить.

— Допустим, — сказал мне на это Почтальон, — ваш первый выбор был неудачным… А есть… или был ли у вас кто-то на примете? Для того же возраста?

— Да! — выпалил я как из пушки. Ибо, после секундного напряжения, мой мозг сумел вычленить из памяти подходящую кандидатуру.

Наташка Черных… Золотая медалистка, скромная и старательная девушка, моя одногруппница. На первом курсе мы сидели за одной партой, за что один из преподавателей в шутку окрестил нас «сладкой парочкой». Одно время мы дружили, но дальше дружбы дело не пошло. А к концу второго курса Наташка, видимо, тяготясь своим одиночеством, начала спиваться. Когда появились проблемы с учебой, она сперва ушла в «академ», затем и вовсе была отчислена. После того, как однажды просто перестала посещать занятия. И зачеты с экзаменами — тоже.

Не избалованная людским вниманием вообще и со стороны противоположного пола в частности, Наташка, тем не менее, не была ни уродиной, ни мизантропкой. Ее главным врагом была стеснительность, привитая, наверное, еще в детстве. Одно время она была мне даже симпатична, и только лень помешала перевести эту симпатию во что-то большее. Мне было лень ухаживать — подольше и понастойчивее, чем за среднестатистической сверстницей. Я поленился тратить на нее время, и уж тем более мне было бы лень настаивать на своих чувствах.

Понадобилось почти пятнадцать лет, чтобы понять: лучшей супруги, чем Наташка Черных мне не найти. Кто-кто, а она бы точно не стала изводить меня пустым кокетством; смотреть на меня как на поместь слуги, мягкой игрушки, а позднее и банкомата. И уж тем более не стала бы Наташка Черных унижать меня, обзывать тряпкой и бестолочью. В ее глазах я был бы настоящим мужчиной, куда более настоящим, чем вся «сильная половина человечества» вместе взятая. Ибо только благодаря мне она бы смогла почувствоватьа себя женщиной…

Обо всем этом я написал в послании, адресованном себе семнадцатилетнему. А, закончив и протянув Почтальону конверт, я неожиданно вспомнил о Подбельском и его людях. И невольно вздрогнул от нарождающейся догадки.

— Скажите, — обратился я к старичку, — вот я вижу, о вас многие знают… А не получится ли так?…

— Не получится, — ответил Почтальон, словно угадав мои мысли, — Валентина Вениаминовича и тому подобных можете не опасаться. Да, обо мне знает много людей. Вот только богатых и успешных среди них нет. Зачем предупреждать самого себя и менять свою жизнь, если и без того живешь припеваючи? Конечно, некоторые из нынешних богатых и успешных стали таковыми благодаря моим услугам. Тот же Подбельский надоумил самого себя уйти в кооператоры, вместо того чтоб грызть гранит науки… Однако человеческая память устроена так, что она избавляется от всего ненужного. Или неважного. В эту категорию попадаю и я… после того, как обратившийся ко мне человек просыпается богатым и успешным.