В радости и в горе - [4]

Покорно выслушав все дотошные наставления, Джози посмотрела на часы. Неплохо. Почти мировой рекорд. Поднявшись наконец с дивана, она вновь увидела кота. Обессилевшее животное едва стояло, прислонившись к косяку кухонной двери. «Да, если вначале ты только притворялся умирающим от голода, то теперь твой живот уж точно решил, что тебе перерезали горло».

Жалобное мяуканье подтвердило ее догадку.

Телефон зазвонил вновь, и кот упал без чувств. «Да, рано радовалась». Опять звонок. «Может быть, это какая-нибудь соседка еще не поведала мне горестную правду о своем здоровье? Или мойщица окон не успела рассказать о последних событиях своей бурной половой жизни?» Телефон продолжал звонить, а кот продолжал посылать немые мольбы о помощи. «Нет, это она. Надо подойти. Она же знает, что я дома», — сказала ему Джози. А телефон все звонил и звонил. «Подожди одну минуту!»

Джози сняла трубку:

— Мама?

— А какая у него машина?

— Дэмиен!

— Деловая или спортивная?

— Дэмиен, оставь меня в покое!

— Ты столько сидела на телефоне! С ним говорила?

— С мамой. Хотя тебе я отчет давать не обязана.

— Он тебе дороже, чем я?

— Дэмиен, даже зубная нить и та дороже, чем ты.

— Ах вот как. — Она слышала, как ее бывший муж тяжело вздохнул. — Джози, я…

— Мне некогда, Дэмиен. Прощай.

— Джози…

Джози хлопнула трубку. Кот вздохнул с облегчением. «Теперь нас с тобой прикончат», — объявила она ему.

Джози зажгла свечи и поставила их на стол. Это были красные свечи, купленные ею на последний Валентинов день, но их так и не зажгли, потому что Дэмиен позвонил ей и сказал, что допоздна будет работать над одним очень важным проектом. Да, наверное, стягивать трусы с толстого зада этой штучки было делом чрезвычайной важности. Домой он заявился только в два часа ночи, пьяный в стельку. И от него несло духами. На следующее утро, извиняясь за вчерашнее, он сказал, что для поддержания отношений с заказчиками им всем пришлось пойти в бар. А потому свой заботливо приготовленный обед ей пришлось съесть в гордом одиночестве.

Сегодня она накрыла стол на одного и принесла готовую лазанью со сниженным количеством жира (и сниженным качеством вкуса). Передержанная в микроволновке, лазанья приобрела по краям малоаппетитный черный цвет и стала не более съедобной, чем тротуарная плитка, при этом внутренность ее осталась первозданно белой, сырой и едва теплой. Салат-латук был вялым (прошло уже два дня, как истек срок годности, но перед отъездом она хотела освободить холодильник, а выбрасывать еду ей всегда было жалко).

— На вот тебе, наконец, попрошайка ты мой, — умиленно произнесла она, поставив на стол тарелку далтоновского фарфора с консервированной кошачьей едой. На тарелке были изображены жених с невестой в рамке из золотых сердечек и такого количества цветов, что трудно даже сосчитать.

— Вот мы сейчас покушаем…

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц благодарно потерся о ее ноги, оставляя свою шерсть на черных брюках.

— Корыстная ты душонка, — журила его Джози, ковыряя вилкой в лазанье с таким воодушевлением, на которое только способна женщина, вынужденная есть нечто, по вкусу больше всего напоминающее мокрые обои. То, что аппетит стал возвращаться к ней и что она, хоть и с трудом, но впихивает в себя это неудобоваримое снадобье, было хорошим признаком. Следующим ее шагом возвращения к жизни будет приготовление для себя настоящего, вкусного блюда. Может быть, даже ее увядшая грудь со временем опять расцветет.

Эти звонки Дэмиена стоили ей душевного равновесия. Они вносили разлад во все, что с таким трудом понемногу выправлялось; так налетевшее подводное течение поднимает со дна осадок, хотя поверхность воды и остается ровной и спокойной. Каждый раз она собирала все душевные силы в кулак, готовясь к защите. Хотя это он решил разорвать их брак, и его совершенно не касалось, встретила ли она кого-то другого или нет. Она могла бы переспать со всей футбольной командой Англии — и надо думать, получить при этом массу удовольствия, — но к Дэмиену Флинну это уже не могло иметь никакого отношения. Она сделала глоток сухого вина; оно показалось ей слишком кислым и горчило. Даже бокал вина в одиночестве выпить было трудно. Пить одной не очень весело.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц вспрыгнул на стул и положил лапы на край стола. Джози тоскливо вздохнула. Этот, теперь единственный, мужчина в ее жизни благодарно муркнул — уж он-то знал, что такое жизнь (или «Кити-Кэт»). Зарывшись по самые уши в тарелку, он, как и всегда, ел, будто завтра уже не наступит.

Джози щелкнула кнопкой магнитофона. Зазвучал голос Джорджа Майкла; певец доверительно жаловался ей на несчастливую любовь. Теперь уже без слез могла она слушать слезливые излияния других, что, конечно, тоже было хорошим признаком. Это был «Небрежный шепот»: «Знает он, что виноват, шагает в танце невпопад…» Виноваты или нет, но они с Дэмиеном всегда хорошо танцевали.

Она чувствовала себя измотанной. И теперь уже бывший муж и мать высосали весь аварийный запас ее душевных сил. Ну что же, зато она сможет заснуть в самолете и не будет смотреть всякую устаревшую кинодребедень, которую смотреть можно только затем, чтобы как-то убить время. Она решительно встала, красиво — без особой необходимости — сложила салфетку и села опять. Не отрываясь от еды, кот бросил на нее взгляд.