В путчине - [9]

Рабочие. (не просто молчание, а безмолвие и отсутствие всякой реакции).

Вилмер (про себя). Что я такое несу… Нужно успокоиться, сейчас не нужно ни с кем говорить. Черт, как я все-таки нервничаю. Я всегда считал, что жизнь не стоит продлевать любой ценой, а смерть совсем не самое худшее. А оказывается, умирать страшно. Неужели я трус? Нет, вроде не должен. Свобода…

1-й рабочий…моему сыну понравилось бы.

2-й рабочий. Да, сейчас достать игрушки не военные, без нашистской символики невозможно. Ну, и как ему этот мишка?

1-й рабочий. Вот я и говорю — познакомился я с одним дедом из темного мира, который у буровой живет, наш язык выучил. У него сыновей убили при какой-то зачистке БСФ, но он не обозлился, а наоборот, стал делать детские игрушки.

3-й рабочий. Ну, это он просто тебя боится и не говорит, что думает. Наверняка, нас всех ненавидит.

2-й рабочий. Да ладно тебе, какой же он террорист, видел я его.

1-й рабочий. Вот он все меня спрашивал про сына. А я и рассказывать-то стесняюсь. Как ему скажешь, что он у меня секретарь детского нашистского комитета? А три дня назад протягивает мне сшитого мишку, такого косолапого-косолапого, с очень скошенными грустными глазами. Он и медведя-то не видел живого, только на картинках.

2-й рабочий. А сыну наверняка понравился?

1-й рабочий. Да… (подумав) Когда я выходил из проходной, меня встретили сотрудники БСФ — говорят: что в свертке? Я рассказал, показал, а один, младший, поднял его за лапу, и говорит: там взрывчатка от темных террористов.

2-й рабочий. Они что, совсем обалдели?

1-й рабочий. Я им объясняю, что сынишке несу в подарок.

2-й рабочий. А они?

1-й рабочий. А он дернул за лапу так, что она оторвалась, мишка в лужу, эти… ржут, ногами пинают, сволочи… У меня в руках монтировка, я ее до синяков сжал, чтобы не ударить.

3-й рабочий. Надо было ударить!

1-й рабочий. Надо! Но они сказали, что если еще буду с дедом встречаться, они оторвут руки и сыну, а деда зачистят на следующей неделе.

Вилмер. Я ударю! За всех…

Полное молчание до прихода лифта.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

На технической площадке Вилмер, Едавар.

Едавар. Ну, что, как настроение?

Вилмер. Да уж, будет тут настроение… Но я готов, не волнуйся.

Едавар. Боишься? Ну, это естественно, я бы тоже боялся взрыва, если бы не видел бараков на крутом склоне, где растут нитуповские нелюди, взращенные путчиной — вот где страх.

Вилмер. Да, выбор сделан, сейчас дело техники.

Едавар. Техника тут, как раз, простая. На нижнем этаже тебе передадут сверток. В этом свертке стандартная БСФовская террористическая бомба.

Вилмер. Не понял, что значит стандартная?

Едавар. Эти бомбы, замаскированные под самодельные, будто бы изготовленные темными террористами (усмехаясь), делают в нашей лаборатории. Пользоваться ими одно удовольствие.

Вилмер. Ну, и удовольствия у вас.

Едавар. Вынимаешь чеку, после этого бомба готова к взрыву.

Вилмер. Там часовый механизм?

Едавар. В этой нет. Он детонирует от удара. Ты вложишь ее в один из резервных клапанов насоса, в полночь, клапана автоматически переключатся и…

Вилмер (сухо). Понятно.

Едавар. Мы на войне, в смертельном бою и ты должен видеть перед собой только мишени.

Вилмер. Но эти мишени — живые.

Едавар. Это не важно, они мишени, все их характеристики только технические — размеры, подвижность и т. д.

Вилмер. А я так не могу! Я человек и всегда хочу им оставаться, тем более в бою.

Едавар. Это не рыцарский турнир и не дуэль, а схватка со зверями. Или ты их убьешь, или они убьют в тебе человека.

Вилмер. Они убьют во мне человека, если я сам стану зверем.

Едавар (глядя на часы). Ладно, давай продолжим спор завтра?

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Перед проходной в машинное отделение Вилмер, Террорист. Слева от тропинки холм, за которым глубокая пропасть.

Вилмер. Это вы темный террорист? Можете говорить со мной откровенно.

Террорист. Да, это я.

Вилмер. Вы так хорошо говорите на нашем языке, где учились?

Террорист (играя застежкой на куртке). Да я и есть наш. Из университетского отделения нашистов, служу в оперативном отряде БСФ.

Вилмер. Не понял…

Террорист (недружелюбно). Что тут не понятного? Член темных незаконных бандформирований, активный участник терактов.

Вилмер. А говоришь, наш.

Террорист (сплевывая). Если б не наши, то темные не могли бы организовать ни одного человеческого теракта. Вот мы и помогаем.

Вилмер. Как это, «человеческий теракт»?

Террорист (грубо). Слушай, заткнись, очкарик! Тебе сказали дергать за пымпочку, вот и дергай. Вот бомба (передает серый сверток), и не лезь не в свое дело, понял?

Вилмер. Нет, не понял.

Террорист. А это не твое дело.

Террорист запрыгивает на холм и скрывается в кустах.

Вилмер. Вот именно, что мое дело!

Вилмер делает несколько шагов в сторону проходной, но останавливается. Справа на тропинке сидит темный ребенок, голый, с измазанным лицом и широко открытыми глазами.

Вилмер (начиная задумчиво, потом увереннее). Вот такие у нас (обращаясь к безмолвному ребенку, который не знает ни слова) с тобой дела. Тебе бы надо бежать отсюда… Да… Я вот в твоем возрасте, или чуть постарше, тоже много страдал, хотел изменить мир. Думал идти в политику, но в школе при приеме в дружину нашистов, мне сказали — ты должен изменить себя. Тогда я понял, что в политику на Вилтисе идти нельзя, поскольку ее нет, а есть оглоеды и вольнодумцы. Хотел было пойти в вольнодумцы, но испугался… Пошел менять мир и Вилтис в науку. Ведь одно дело фальсифицировать историю, а другое, — химию. Миром правит химия, серная кислота сильнее нинел-нитупизма на все времена. Однако ничего изменить я не мог. Все наши исследования контролировались Ядром и БСФ, я уж не говорю про результаты. Мы старались не думать, зачем БСФ нужно столько объемного напалма, почему высшие руководители Ядра интересовались предельной концентрацией аэрозоли путчины. Мы закрывали глаза на куски тел темных людей, мы честно брали анализы, соглашаясь, что эти останки взяты у трупов, хотя на большинстве были выжжены номера фильтрационных лагерей. Для нас были только химические элементы, мы ими играли честно, соблюдая правила игры в пробирке. Вот и сейчас у меня в руке капсула с химической смесью, я даже догадываюсь какой. Но только в этот раз буря будет не в пробирке! Они за все ответят! Они не дают нам изменить мир, тогда мы взорвем его. Они не хотят законного суда, тогда их (и нас) будет судить Бог. Я больше не хочу так жить, я не хочу лжи, тупости. Если нельзя по-человечески, если нет на Вилтисе свободы, то пусть не будет и жизни. Я не Бог, я ученый, а ученый тоже кое-что может.